Перешёл в католичество и стал священником-иезуитом так же и товарищ Балабина по петербургскому университету, тоже дворянин по происхождению, Астромов Юлиан Константинович (1820-1913). Тайно проявлял интерес к латинской Церкви ещё со студенческой скамьи. Окончив университет, служил какое-то время в департаменте исповеданий. В 1846 году Астромов свой отпуск провёл в Риме, где и осуществил переход в католичество под руководством всё тех же иезуитов. Затем отправился во Францию на обучение, изучал там философию и прочие дисциплины. Принял священнический сан в 1856 году. Став священником, преподавал в различных учебных заведениях иезуитов. Писал на русском языке работы о католичестве.
Но не все русские дворяне, родившиеся в первой четверти XIX века и принявшие католичество – вступили именно в иезуитский монашеский орден. В католичество существует множество орденов и есть простор для выбора. Характерный тому пример – биография русского графа Г.П. Шувалова.
Григорий Петрович Шувалов (1804-1859) был родом из Петербурга. Вступил в католический монашеский орден барнабитов уже в зрелом возрасте, когда ему перевалило за 40 лет. Но с католиками был знаком с юности. Так, например, известно, что в 1810-х годах он проходил обучение у иезуитов. После изгнания иезуитского ордена из России, которое произошло в 1817 году, едет за границу и продолжает образование в Швейцарии и Италии. В 1820-х годах возвращается в Россию, где сочетается узами брака с Софьей Александровной Салтыковой.
Увы, счастье супружеской четы было недолгим. Супруга Шувалова умирает от чахотки в 1841 году. Как позже сообщит Григорий Петрович в своих мемуарах, смерть жены произвела на него неизгладимое впечатление и заставила обратиться к Богу с пламенной молитвой – в первый раз с детских лет. Шувалов сначала общается с православными священниками, но русское духовенство не произвело на него должного впечатления. Позже он напишет: «Я не хочу клеветать на духовенство моей страны, я уверен, что существуют в России священники, которые, будь они католиками, достигли бы святости; но могут ли они подняться из своей печальной зависимости до высот жизни, отданной другим?» [348].
Шувалов начинает изучать западное богословие, читает работы отцов церкви, Аврелия Августина и книги де Местра. Едет в Париж, где встречает И. С. Гагарина. Посещает вместе с ним салон С.П. Свечиной. Эти двое окончательно убеждают его в истинности католической веры, и в 1843 году Г.П. Шувалов становится католиком. В середине 1850-х годов он поступает послушником ордена барнабитов, а в 1857 году вступает официально в их орден. Известно, что Г.П. Шувалов выступал за объединение церквей. Умер в католическом монастыре в 1859 году.
Стал католиком так же современник Шувалова, тоже выходец из дворянского сословия – Сергей Шулепников. Он окончил Петербургский университет в 1840 годах, получил место чиновника в Варшаве, где через какое-то время стал католиком. В середине 40-х годов отправился в Париж, где свёл знакомство со С.П. Свечиной и с И.С. Гагариным. Шулепников очень хотел вступить в доминиканский орден и посвятить свою жизнь монашескому призванию, но, в конечном итоге, отправился в Америку, где стал приходским священником.
В православной среде прошлых столетий часто можно было встретить мнение, согласно которому понятия «русский» и «православный» сливались в единое целое. То есть, если человек был русским, то его, a priori воспринимали как православного, и наоборот – если исповедовал любую неправославную веру, принимали за чужестранца. Между тем, если иностранец заявлял о своём переходе в православие, то его уже все считали русским, неважно из какой страны он происходил. В качестве иллюстрации последнего тезиса, характерен пример с русской императрицей Екатериной II. По национальности она была немка, по крещению – лютеранка, но её никто не воспринимал как немку, т.к. она приняла православие, то была в глазах народа полноправной русской императрицей.
Так вот в связи с этим можно поставить вопрос: «превращались» ли русские с принятием католичества в иностранцев? Нет, в подавляющем большинстве своём «не превращались», т.к. вопрос выбора веры для них никак не был связан с внутренним отношением к родному отечеству. Хотя, как справедливо заметил историк А. Юдин, «русские католики XIX столетия вместе с латинским обрядом воспринимали и чисто западную форму духовности, что способствовало социальной и культурной элитарности обращений» [349].
Впрочем, необходимо помнить о том, что для той среды русской аристократии, к которой принадлежали все эти люди, был характерен французский быт и западный образ мышления – несмотря даже на их принадлежность к православию. Дело в том, что в XIX веке основным языком общения русской аристократии был французский язык [350], к отпрыскам аристократических фамилий очень часто брали в качестве гувернёров – французов. Тем не менее, не смотря ни на что, перешедшие в католичество русские дворяне продолжали ощущать себя русскими людьми. Например, С.П. Свечина писала в своём дневнике: «Я не забуду, что я русская среди французов» [351]. Необходимо помнить о том, что как сама Свечина, так и её коллеги по переходу – И.С. Гагарин, Г.П. Шувалов, И.М. Мартынов и др. русские католики направляли свой миссионерский пыл именно на обращение в католичество своих соотечественников. Можно вместе с исследователем А.И. Дремлюгом утверждать, что «для абсолютного большинства русских католиков, включая вынужденно покинувших отечество из-за религиозных взглядов, переход в католицизм не означал отречения от России. Бесспорно, родина и национальность стояли для них на втором месте после веры, но, будучи прежде всего христианами, русские католики считали выбранное ими католическое христианство главным в жизни, предпочитая его всему остальному, даже родине» [352]. Те же русские католики, которые не покинули страну, а остались в России и стали исповедовать свою веру тайно, продолжали миссионерскую деятельность в русских городах. Их деятельность выражалась, прежде всего, в финансовой и духовной поддержке католических учебных заведений, а так же в привлечении туда воспитанников. Некоторые из этих учеников, впоследствии, стали католиками, а кто-то даже католическими монахами и священниками.
Случаи Гагарина, Мартынова и остальных русских католиков красноречиво свидетельствуют нам о том, что выбор религии для российского свободомыслящего дворянства – полностью осознан и идёт от сердца. Как видим из приведённых выше биографий, большинство из этих образованнейших людей своего века оставили после себя массу сочинений посвящённых католическим догматам, а так же имеющих миссионерский характер. В этом как раз и кроется одна из основных особенностей русского католичества. Как справедливо заметила Е.Н. Цимбаева, «догматы, легко принимаемые на веру рождёнными в лоне католической церкви, становились предметом рационального исследования и логического обоснования у лиц [353], прошедших сложный путь смены вер» [354]. Почему так происходит? Всё очень просто: у католиков «по рождению» вопросы догматов просто не в состоянии пробудить того интереса, который к ним проявляют католики, перешедшие в католичество из православия. Просто первые восприняли эти догматы «с молоком матери», как само собой разумеющееся, эти люди, собственно, уже родились в данной традиции. Для вторых же эти самые догматы послужили тем самым «краеугольным камнем», благодаря которому они осознали истинность католичества в сравнении с православием.
При этом, следует особо подчеркнуть, что это внимание русских католиков к догматам имеет чисто исследовательский интерес. Никто из них не собирался эти догматы оспаривать. Скорее, обращаясь к постулатам Католической веры, им хотелось лишний раз доказать самим себе, что они сделали правильный выбор в пользу католичества. Что они не ошиблись в своём выборе. Лучше всего мои слова проиллюстрирует высказывание одного русского учёного первой половины XIX века, А.Н. Муравьёва: «Римляне стараются исключительно основать учение своё о господстве апостола Петра и преемнике его кафедры на словах Евангелия и фактах исторических: будем и мы бесстрастно рассматривать – отколе могли они почерпнуть такое учение» [355].
348
[348]
349
[349]
350
[350] Этот период русской истории был мастерски передан в своих произведениях классиками русской литературы XIX века, например, см. роман Льва Николаевича Толстого «Война и мир».
351
[351]
352
[352]
353
[353] Вопрос догматов наиболее серьёзно отразился в трудах И.С. Гагарина и С.П. Свечиной.