После освобождения Москвы князем Пожарским Романовы фактически устроили казачий переворот и добились избрания самого худшего из претендентов на престол — Михаила Романова. Почему же Михаил не только усидел на престоле, но и основал династию? Да просто всем здоровым силам русского народа нужно было знамя, какой-то штаб для координации борьбы за православную веру и национальную независимость. «На безрыбье и рак — рыба», и если бы вместо Михаила Романова на престоле оказался другой претендент, все равно бы стольники, дети боярские и стрельцы шли бы на смерть за царя и веру православную.
Итак, ляхи, запорожцы и донцы ушли с богатой добычей… А воровские казаки остались. Оправдались ли их надежды на своих — тушинского царя и тушинского патриарха?
Частично — да. Многие сотни казаков получили солидные денежные оклады и поместья. По сведениям Станиславского: «Самые ранние сведения о получении казаками поместий относятся к февралю — марту 1619 г. Уже весной 1619 г. было установлено твердое соотношение между величиной поместных окладов казаков и реальными дачами, которое, за некоторым исключением, соблюдалось писцами и отдельщиками в большинстве уездов. В его основе лежал особый указ: в апреле 1619 г. поместья в Рязанском уезде отделялись казакам „в их оклады по статьям, по колику которой статье велено дата чета“. Сохранившиеся материалы об испомещении казаков позволяют реконструировать нормы этого указа: на каждые 100 четвертей оклада казакам давалось 18 четвертей реальной земли. Количество крестьянских дворов не было определено столь строго. В Рязанском уезде всем казакам независимо от окладов досталось не более одного двора. В то же время в Каширском уезде было установлено соответствие не только между окладами и поместными дачами, но и между окладами и максимально допустимым числом крестьянских дворов: казаку И. Обатурову при окладе 250 четвертей в сентябре 1619 г. отделили 45 четвертей земли с двумя крестьянскими дворами, но затем его поместье было уменьшено на 9 четвертей, так как „те крестьяне положены по крестьянской складке на 300 четвертей, а с пятидесяти чети в тех же крестьянех ему ж, Ивану, девять чета; казаку Софону Гаврилову пять чети без третника, Матфею Спирдонову четыре чети с третником“.
Таким образом, оклад 300 четвертей соответствовал поместью в 54 четверти земли с 3 крестьянскими дворами, а минимальный оклад —150 четвертей — поместью в 27 четвертей с одним крестьянским двором.
В Рязанском уезде в 1619 г. получили поместья из дворцовых земель в Болванниковской волости и в Каменском стане тремя отдельными группами 68 казаков…
В Каширском уезде 89 казаков получили поместья одновременно. 15 сентября 1619 г., в дворцовой Лысцовской волости. Отделяли их С.С. Чириков и подьячий И. Шумов. Среди казаков было 5 атаманов и 5 есаулов… Иван Шумов впервые упоминается как атагиман в 1615 г. В 1617 г. за участие в подмосковных ополчениях и другие службы он получил 13 рублей „вновь“ из Галицкой четверти…»[114].
В 1619 г. нескольким казакам были пожалованы выморочные дворянские и казачьи поместья в Вологодском и Шацком уездах. Так, атаману Алексею Жерлицыну, принимавшему участие в подавлении восстания М.И. Баловня, пожаловано 83 четверти; есаулу Никифору Степанову — 150 четвертей; казакам Ивану Терскому и Сысою Петрову — по 46 четвертей.
Любопытна судьба донского атамана Филата Межакова. Согласно сфабрикованным документам об избрании Михаила Романова, «7 февраля на заседании Собора первую „выпись“ с предложением Михаила подал от Дона атаман Филат Межаков»[115].
Ну какой Филат депутат от Дона?! Что там, в Раздорах, собрали круг и согласно давнему обычаю казаки выбрали его, чтобы отправить в Москву? Каждый знал, что Межаков был простой атаман одной из станиц в ополчении Ляпунова, в убийстве которого он принял активное участие. А сейчас Межаков был заводчиком казаков-бузотеров, требовавших избрания «тушинской династии». Романовы не забыли услуги и сделали Филата с родней и приближенными вологодскими помещиками.
Случайно сохранившиеся документы Вологодского архива рассказывают о дальнейшей судьбе атамана.
«Двадцать четвертого февраля 1625 года вологжанин Яков Шетилов подал на имя царя челобитную, где утверждал, что помещик Филат Межаков „со товарищи“ незаконно владеют частью земли. „Милостивый государь, пожалуй меня в Вологодском уезде у Миколы в Заболотье пустым жребьем, что розданы с разными помещиками“, — смиренно просил челобитчик.
Началась земельная тяжба, материалы которой приоткрывают нам историю нравов господствующего класса XVII столетия.
В ответ на приведенную челобитную Поместный приказ прислал сыскную грамоту, предписывающую учинить разбор делу. И что же?
Через полгода тот же Яков Шетилов снова жалуется царю: „...по твоей государевой грамоте велено про ту лишнюю землю сыскать, измерить. А вологодский подьячий Ондрей Корова тое мне земли не отвел, земли в том селе не мерил, а сноровил тем, которые тою землею владеют, для ради своей корысти“.
Сообразив, что дело принимает серьезный оборот, обиженные помещики подают встречную челобитную: „…бьет челом на нас ложно Якушка Шатилов, за нами лишне обволные земли нет“.
Почуяв земельную поживу, к делу подключаются еще трое вологжан. Они засыпают Поместный приказ челобитьями, выпрашивая себе новые владения все в том же злополучном сельце Никольском.
Пятого ноября в Москве вологодский помещик Филат Межаков со своими противниками „с очей на очи ставлен и в той лишней земле допрашивай“. Истцы обнаружили старые писцовые книги на село Никольское, уличив Межакова во владении лишней землей. Заодно решили расправиться и с Якушкой Шатиловым, указав, что он „бьет челом ложно, пристав к их челобитью“. Спустя месяц Поместный приказ приговорил: отобрать у Межакова лишние земли, отдав их челобитчикам по справедливости.
Приговор вынесен, осталось привести его в исполнение, но…
Вот как об этом повествует один из участников событий: „Те помещики отделять нам в поместье лишние земли не дали, лаяли и грозили убойством и раздельщика Михаила Колзакова с крестьянского двора збили Иван Филатов Межаков сотоварищи, и бив, отдельщика ограбили“. На следующий день горемычным снова досталось. Сын Филата Межакова Иван организовал раздельщикам настоящее побоище: „…да нас и людишек наших и помятых били и чуть жива покинули и ограбили, и ходили, государь, с ружьем, с пищалми, и саблями, и с рогатины…“.
Снова начались препирательства. Раздельщики требовали исполнения приговора и наказания виновных за бунтарские выходки. Те не уступали, напоминая царю о своих былых заслугах, прося милости и земельных пожалований. Наконец, 25 июля 1626 года царь Михаил Романов лично повелел непокорных вологодских помещиков „за ослушание бить батоги нещадно, да вкинуть в тюрьму на неделю“.
Спустя некоторое время в Москву прилетела очередная жалоба. Оказывается, воевода на Вологде медлил с выполнением царского указа и „батоги били только пяти человек“, да и то, вероятно, незначительных лиц.
Почему же вологодские помещики оказались такими строптивыми? Ответ на это дают факты из биографии Межакова. Это казацкий атаман, пожалованный, как и многие, за „государеву службу“ поместьем. Он принимал участие в освобождении Москвы от поляков в 1612 году. Стремясь задобрить ненадежное казачье войско, правительство Михаила Романова практиковало в награду за службу раздачу земли, справедливо полагая, что новоявленные помещики будут вести себя спокойнее. Так и было, пока не затрагивали их интересы. Стоило правительству, в нашем случае, издать неугодный указ, как казачья вольница „встрепенулась“, отказавшись подчиняться воеводской власти. Правда, своеобразный „бунт“ длился недолго. В конце концов непокорный помещик Филат Межаков проиграл дело, землю переделили в начале 1627 года.
Не успели затихнуть страсти, как на Межаковых снова подали жалобу. Оказывается, в том же году Филат Межаков скончался, а сын его Ивашка, вероятно, не поделив наследство, „зарезал дядю своего родного Степана, и с той поры сбежал безвестно“. Поместные земли снова стали предметом приказной волокиты»[116].