Конечно, если долго тренироваться, то можно научиться удивительным вещам, например, не замечать в упор очевидных противоречий или с убежденностью в голосе провозглашать взаимоисключающие утверждения. В казахской исторической науке такие тренировки поставлены на должную высоту, если тридцать лет казахские историки, увешанные всякими научными званиями и регалиями, совершенно серьезно проповедовали устно и печатно оскорбительное по своей сути для казахского народа утверждение, что будто бы казахи безропотно подчинялись уполномоченному с наганом, отдали ему весь скот и потом просто сдохли с голоду.
Если считать это правдой, то, оставаясь при этом при здравом рассуждении, нужно признать все и всякие рассказы о геройстве казахов выдумкой и считать казахов народом робким до неспособности к защите основ своего существования. Или же признать, что неправ миф о «казгеноциде»; но тогда его придется вычеркнуть из истории Казахстана совсем.
Эмоции играют весьма важную роль в утверждении мифа о «казгеноциде», поскольку спекуляции на жалости к жертвам голода, усиленной всякого рода душещипательными картинами, вроде вымерших аулов, описанных Валерием Михайловым, отключают рациональное мышление и делают человека восприимчивым к легенде, в которой концы явно не сходятся с концами.
Отрешение от эмоций и логический анализ содержания этого мифа довольно быстро и легко доводят до признания его неправоты и очевидного несоответствия исторической действительности, даже без детального анализа. Да можно и без действительности исторической обойтись. Я бы очень хотел посмотреть на казахского нацпата, да хоть на того же Айдоса Сарыма, печатно пообещавшего добиться к 2021 году официального признания геноцида казахов, который стал бы всерьез утверждать, что казахи были такие робкие и беззащитные, что ограбить их было проще простого. Казахский нацпат будет, конечно, яростно, с пеной у рта это отрицать, и тем самым будет отрицать одно из ключевых положений мифа о «казгеноциде». Казахский национализм, хоть чуть-чуть последовательный и со здоровым национальным чувством, с отсутствием самоуничижения, неизбежно придет к отрицанию «казгеноцида». Или же… бежали робкие казахи!
Ну не абсурд ли? А ведь в это всерьез верят и даже требуют официального политического признания. Дорогие вожди движения «Новый Казахстан»: Косанов, Жумалы и Сарым, и все, кто им верит, вы вправду считаете казахов настолько робкими, что они не были способны отстоять свое имущество и свою жизнь перед лицом уполномоченного с наганом? Да или нет?
В рамках мифа о «казгеноциде» необычайную наклонность уполномоченных к изъятию скота можно было бы объяснить стремлением нажиться на казахах. Мол, скот — бесспорную ценность — отбирали для того, чтобы профинансировать индустриализацию. Подобное утверждение есть в мифе об украинском «голодоморе», что, мол, зерно изымали у крестьян ради продажи на экспорт для того, чтобы купить оборудование для строящихся заводов. Это утверждение было опровергнуто, и было показано, что как только обозначились признаки серьезного голода, экспорт зерновых был свернут.
В мифе о «казгеноциде» такое утверждение делается редко и в обобщенном виде, например у Мусина[50]. В классический набор тезисов мифа о «казгеноциде» оно не входит. Но мы его рассмотрим, чтобы показать очень важную особенность эпохи коллективизации в Казахстане, а именно: союзный центр дал КАССР намного больше, чем взял.
Нужно напомнить, в особенности для тех, кто всерьез верит в миф о «казгеноциде», что 1929–1934 годы — это первая пятилетка и начало второй пятилетки, время бурной индустриализации в СССР. Это эпоха массового строительства крупных заводов, фабрик, электростанций. В это время были построены такие известные советские индустриальные гиганты, как ДнепроГЭС, Магнитогорский металлургический комбинат, Сталинградский и Харьковский тракторные заводы.
Казакская АССР занимала в этом процессе индустриализации очень важное место, поскольку обладала огромными ресурсами полезных ископаемых, в особенности меди. На Казахстан приходилось 40 % всех известных в то время в СССР запасов меди[51]. Или, в оценках того времени, 6,7 млн тонн. Без меди индустриализация была невозможна; без нее нельзя было изготовить электромоторы, генераторы, всю электротехнику. Между тем новая промышленность строилась на основе электроэнергетики и всесторонней электрификации. Поэтому в годы первой пятилетки в Казахстане усиленно развивалась добыча и выплавка меди, строились крупные медеплавильные заводы. Казахстан был богат не только медью, но и свинцом, цинком, железными рудами, углем, фосфоритами, нефтью. Все это имело большое значение для амбициозных планов индустриализации, которые претворялись в жизнь.
50