На некоторое время жизнь настолько успокоилась, что в конце мая 1944 года казаков посетил один из самых уважаемых казаков-эмигрантов — В.Г. Науменко. Немецкое командование тоже было довольно, ведь партизаны теперь переключились на казаков. В конце концов между казаками и руководителем СС в Белоруссии группенфюрером фон Готтбергом было даже заключено специальное соглашение, согласно которому «казаки-поселенцы составляются в войска из имеющихся военнослужащих на том же основании, как и остальные союзники Германии. Казаки находятся под собственным командованием и воюют, соблюдая свои прежние традиции. Вооружение, обмундирование и снаряжение казаков, а также их питание и обеспечение проходят по тем же правилам, что и для германской полиции, причем не делается разницы между теми казаками, которые воюют в боевых соединениях, и теми, которые остаются на одиночной службе для защиты деревень. В отношении обеспечения членов казачьих семей, а также общей опеки, действуют те же постановления, что и для членов семей германской полиции»[312].
17 июня во время одной из операций погиб атаман С.В. Павлов, и на его место приказом П.Н. Краснова был назначен Тимофей Иванович Доманов, по этому случаю произведенный в полковники. Личность Тимофея Доманова также до сих пор вызывает много споров среди исследователей. Кто-то считает его серенькой, ничего не представляющей собой личностью, получившей известность только в результате счастливого стечения обстоятельств, кто-то называет казачьим героем, положившим жизнь на алтарь победы казачества над большевизмом. Сам же он на послевоенных допросах недвусмысленно заявлял, что «был секретным сотрудником НКВД и перед уходом Красной Армии из города получил задание от заместителя начальника горотдела НКВД — остаться в тылу немецких войск, выявлять предателей и уничтожать наиболее видных оккупантов». На том же допросе он показал, что еще в 1937 году сдал органам НКВД своего брата, который «выпивал со странными людьми и вел с ними антисоветские беседы»[313]. Как бы то ни было, но именно Доманов в дальнейшем исполнял, и довольно успешно, роль Походного атамана. Наиболее точно охарактеризовал его место в трагической истории казачества во Второй мировой войне внук генерала П.Н. Краснова Николай Краснов, который был единственным из этой прославленной казачьей семьи, кто смог пройти послевоенный ГУЛАГ и выжить: «В Москве, в тюрьме, где мои встречи с людьми были случайными и короткими, до меня доходили о Доманове очень нехорошие слухи. Повторять их не буду, ибо неуверен в их точности. Во всяком случае, Доманов был казнен в тот же день, когда мученической смертью пали и белые генералы»[314].
К июлю 1944 года стало ясно, что и в Белоруссии казакам удержаться надолго не удастся — немцы продолжали отступать на запад. И в начале второй декады июля был получен приказ о перемещении Казачьего Стана в Польшу — в район Здунская Воля-Ширас-Серадзь, где казаки вновь попытались наладить привычную жизнь. «Выяснилось, — вспоминает жизнь в Польше доверенное лицо П.Н. Краснова М.М. Ротов, — наличие довольно большой культурной силы: было много духовенства, учителей разных ступеней школ, врачей, фельдшеров, хористов и т. д… При Донском окружном управлении, где было сносное помещение, был устроен съезд духовенства под председательством протопресвитера Г. Образовали благочиние Дона, Кубани и Терека и постановили начать богослужения… В станицах под наблюдением вахмистров и урядников занялись казачатами. Им рассказывали о былой жизни казачества, учили петь казачьи песни. Заработали швейные мастерские… Казачьи поселения меняли вид цыганских таборов на организованные станицы и хутора»[315]. Однако и здесь казакам задержаться было не суждено.
313