Были идейные противники советской власти, причем самых разных национальностей, и среди военнопленных. Именно они в первую очередь поддавались на уговоры агитаторов и записывались во всевозможные изменнические формирования, где составляли активное инициативное ядро и служили надежной опорой немецкого командования. Из их числа готовили младших командиров для формировавшихся частей, а признанных особо надежными направляли в формируемые части специального назначения: в распоряжение спецслужб (Абвера и СД) для подготовки к разведывательно-диверсионным акциям в советском тылу. Вот несколько характерных для того времени жизненных историй о казаках, которые в годы войны по тем или иным причинам абсолютно осознанно пошли служить к немцам, надеясь поквитаться с советской властью за нанесенные им обиды: «Казак Иван Егоров, — вспоминает Н. Васильев, который в годы войны был подростком, но тем не менее успел принять участие в борьбе против Советов, — спокойный, открытый, не умеющий лгать. Ему за сорок. По нашим меркам — старик. В Гражданскую войну был мобилизован в Красную Армию. Его полк добровольно перешел на сторону белых, которые красноармейцев разоружили, построили и расстреляли из пулеметов… Иван остался невредим. Упал первым и притворился мертвым в куче трупов. Затем до конца войны воевал на стороне красных. Но в коллективизацию ему вспомнили добровольную сдачу белым, да и хозяйство было крепким. Угодил на Беломорканал, а семья погибла в ссылке. Было за что не любить Советскую власть. В советско-германскую при первой возможности сдался в плен и вступил для борьбы с большевиками в полк Кононова»… «Капитан Бессмертный был донским казачьим Офицерам и эмигрировал во Францию после Гражданской войны. В середине 20-х годов, поверив обещаниям Советской власти о прощении, вернулся на Дон, где пришел в ужас от увиденного. Долгое время его не трогали, но с началом коллективизации в конце 20-х годов таких, как он, стали арестовывать, сажать в тюрьму и даже расстреливать. Пришлось бежать из родных мест. На одной из железнодорожных станций Донбасса его задержали. За побег ему грозил расстрел. Но ему повезло! В списках комендатуры значился беглец Бессмертнов без инициалов… Его отпустили! Затем… поддельные документы, новое имя, биография и работа на угольных шахтах вплоть до начала войны. Призыв в армию, добровольная сдача в плен, вооруженная борьба с большевиками в восточных формированиях Вермахта»… «Петр Мельников до войны учился в техникуме. Организовал из студентов воровскую группу, которая работала только на железнодорожных вокзалах. Проводили операции просто: рекогносцировка, затем подход к отдельно стоящему чемодану с отвлечением внимания хозяина, накрытие чемодана своим пустым с прорезанной нижней частью, включение зажимов и спокойный уход. Ни разу не попались. Были всегда при деньгах и жили припеваючи. Но началась война, и их призвали в армию. Окружение. Плен. Чтобы выжить, пошел служить в одну из русских воинских частей, воевавших против партизан. И провоевал на стороне немцев около трех лет. Участвовал в подавлении варшавского восстания»[341].
Вполне естественно, что германское командование в первую очередь стремилось заполучить в свое распоряжение именно такой благонадежный и действительно преданный контингент и не скупилось на щедрые обещания. Во всех оккупированных областях появились объявления о наборе в специальные антипартизанские формирования, в которых обещали всех добровольцев обеспечить новым обмундированием, денежным довольствием и питанием по немецким стандартам, а наиболее отличившимся сулили земельные наделы и высокие административные посты. Однако, несмотря на все уговоры и обещания, количество тех, кто по-настоящему идейно ненавидел советскую власть и был готов добровольно бороться против большевиков, было вовсе не так велико, как это иногда пытаются представить некоторые современные исследователи. Значительную часть «добровольцев» в полицейских командах и «восточных» войсках составляли обыкновенные проходимцы, а иногда и откровенные уголовники, стремящиеся в тяжелое и смутное время заполучить в свои руки власть, доверие «сильных» и кое-какие материальные блага.
341