Прославленный донской атаман ошибся. Несмотря на то что немцы с боями прошли Донскую землю (впрочем, как и Кубанскую с Терской), и, за редким исключением, никто не встречал их как освободителей и тем более как союзников, казачьи войска все-таки были созданы.
Конечно, оживленная дискуссия в эмигрантской среде обратила на себя внимание немецких властей. Лишний раз убедившись, что на казаков можно в перспективе рассчитывать, они в то же время быстро погасили эмигрантский пыл. Весь энтузиазм тех, кто мечтал как можно скорее с оружием в руках начать борьбу с большевиками, мгновенно улетучился, как только они узнали, что привлечение эмигрантов к участию в войне против СССР признано нежелательным и нецелесообразным. Впоследствии эмигранты-казаки все же приняли активное участие во Второй мировой войне, например, в Русском охранном корпусе на Балканах[358](но об этом речь пойдет дальше). Но формирование боевых частей из казаков на востоке осуществлялось исключительно по инициативе немецкого командования.
Уже в сентября 1941 года офицер армейской контрразведки барон X. фон Клейст предложил командованию 18-й немецкой армии сформировать из казаков специальные части для борьбы с советскими партизанами. Подобная инициатива получила поддержку, и 6 октября генерал-квартирмейстер Генерального штаба генерал-лейтенант Э. Вагнер разрешил командующим тыловыми районами групп армий «Север», «Центр» и «Юг» сформировать, с согласия соответствующих начальников СС и полиции, к 1 ноября 1941 года экспериментальные казачьи сотни из военнопленных и местного населения для использования их в борьбе против партизан[359].
Однако первые казачьи части начали появляться не в результате каких-то целенаправленных действий германских вооруженных сил, а в результате инициативных действий антисоветски настроенных казаков, которые по той или иной причине остались на территории Советского Союза еще со времен Гражданской войны. Именно они начали формировать небольшие казачьи отряды сразу после того, как немцы осенью 1941 года подошли к Ростовской области. «В октябре, ноябре месяцах 1941 года, — описывает непосредственный участник событий казак В.С. Дудников, — германские войска подошли к границе территории бывшего Войска Донского и заняли некоторые казачьи хутора и станицы… Атаманы и атаманское правление, разумеется, были избраны и приступили к работе… Сбор оружия, разминирование минных полей, погребение павших воинов — трудная задача. Задача, неразрешимая для колхозных бригад… И вот на казачьих землях стихийно стали возникать добровольческие взводы, сотни, батальоны. Так, в станице Сенявской (станичный атаман — вахмистр Икряков) возникла казачья сотня. В станице Синегорской возникла добровольческая сотня под командованием есаула Журавлева, выросшая затем в казачий полк»[360]. Одной из таких частей была казачья сотня под командованием старшего лейтенанта Назаренко. Когда в середине октября 1941 года части 14-го немецкого танкового корпуса подошли к реке Миус, за линией фронта, в тылу Красной армии, уже шло сражение. Будучи уверенными в том, что бой ведут немецкие подразделения воздушных десантников или моторизированные части, каким-то образом попавшие в окружение, танкисты поспешили на помощь. Каково же было их удивление, когда они обнаружили, что «немецкими десантниками», атаковавшими оборонительные порядки Советской армии с тыла, оказалась небольшая, всего около 80 человек, казачья сотня под командованием потомственного донского казака — старшего лейтенанта Николая Назаренко[361].
358
Некоторым эмигрантам все же удалось попасть на Восточный фронт, но такие случаи были единичными.
359
См
360
361
История формирования этой казачьей части составлена по воспоминаниям самого Назаренко, которые частично опубликованы в исследовании американского историка