Тысячи и тысячи казаков, сотрудничавших во время оккупации с немцами, справедливо опасаясь прихода Красной армии и будущей расплаты за предательство, были вынуждены бежать с родной земли. Конечно, с немцами ушла меньшая часть казачества, — большинству бояться было нечего, они с нетерпением ждали прихода Красной армии. Перед теми же, кто решил отступать с немцами, вставал трудный выбор: уйти одному или с семьей. Многие, понимая, что уходят они, возможно, навсегда, старались забирать с собой не только семьи, но и домашний скарб, и животных. Но часть казаков, особенно молодежь, бежали «налегке», оставив дома и родных, и пожитки. Они в тот момент не думали о возможных последствиях своего поступка, не думали ни о ком, — все их мысли были о собственном спасении. Знали бы они, что ждет родных и близких, оставшихся дома, какая расплата за все прегрешения и ошибки беглецов приготовлена им, часто — ни в чем не повинным! Вот лишь несколько примеров того, как после войны обходились с родными и близкими тех, кто служил немцам, а потом ушел в «священный отступ»: «Учитывая, что сын Ничипорова — Николай Васильевич, 1924 года рождения, во время отступления /январь 1943 года/ добровольно ушел с немцами и стал предателем и изменником Родины — в силу чего в назначении государственного пособия его родителям — ОТКАЗАТЬ»[474], — вынес 18 августа 1943 года решение исполнительный комитет Багаевского района. А вот еще один пример — на этот раз жена казака-предателя лишена пенсии в результате постановления Цимлянского районного Совета депутатов трудящихся Ростовской области: «…муж Ефимовой при немцах был старостой, сейчас „изъят“ органами НКВД и осужден… Ввиду того, что гражданка Ефимова находилась на иждивении мужа… в назначении госпособия отказать»[475]. Не легче было и тем, кто все- таки решился уйти с насиженных мест вместе со своими сыновьями, мужьями и дедами. На долю этих женщин, немощных стариков и детей выпали куда более страшные испытания. Им предстояло пройти многие сотни и тысячи километров под бомбежками и обстрелами, научиться терпеть постоянные голод и холод, и ради чего? Ради того, чтобы в конце концов погибнуть где-нибудь в Белоруссии, на Украине, в Польше и Югославии или самим стать оккупантами в «казачьих станицах» Италии!
Сегодня сложно дать однозначную оценку тем далеким и трагическим событиям. Сами современники, особенно казаки, пытались представить все таким образом, будто с территории проживания донских, кубанских и терских казаков ушло практически все население только с одной целью — продолжить борьбу против коммунистов. «Это все люди с иного — казачьего теста, — восторженно рассказывается о казаках-беженцах в одной из статей в газете „Казачий вестник“, — это едет не русская простокваша, не русское „ни рыба и ни мясо“ — элемент вечно всеми и всем недовольный и в достаточной мере пропитанный большевизмом. Это едет народ, морально здоровый, твердый, с определенным — остро противобольшевицким настроением и убеждением… Этот великий исход казачьего народа с его родной земли следует считать в его истории седьмым. Первую казачью эмиграцию казачьи и иностранные историки относят к концу XV столетия. Вторая последовала в 1688 году, третья в 1708–1709 гг. при царе Петре I. Четвертая и пятая были при Екатерине II в 1775 и 1778 гг. Шестой эмиграцией являемся мы. Покинувшие пределы казачьей земли в 1920 году»[476]. Конечно, это было не так, и большая часть казаков осталась на родине, но в любом случае исход довольно больших казачьих масс с территории Дона, Кубани и Терека стал еще одной страшной трагедией для всего казачества, окончательно расколовшей его в тяжелые годы войны.
Немцы, предвидя возможную перспективу отступления вместе с германской армией внушительных масс беженцев, во избежание путаницы и возможных организационных недоразумений попытались этот процесс как-то регламентировать и узаконить. Во все казачьи области были направлены специальные германские военные представители, которые должны были организовать отступавших казаков, согласовать порядок взаимодействия с отступающими немецкими частями, выдать казачьим лидерам некоторые денежные суммы на «транспортные расходы» и указать примерный путь эвакуации. В результате этих действий отход казаков-беженцев из разных областей Дона, Кубани и Терека проходил по нескольким маршрутам.