Деятельность Резерва казачьих войск протекала независимо от Главного управления казачьих войск генерала П.Н. Краснова, однако отношения между этими двумя органами складывались благоприятно, и последнее активно помогало А.Г. Шкуро, не вмешиваясь в его действия. Однако на практике идея сбора казаков в единое воинское формирование столкнулась с немалыми трудностями, которые были связаны прежде всего с межведомственными отношениями внутри Рейха. Сложившуюся ситуацию наглядно иллюстрирует сообщение атамана Е.И. Балабина о трудностях, связанных с формированием инженерных частей из казаков в Праге: «Германская армия состоит из частей Вермахта и частей СС и СД… В Варшаве в батальоне СС более тысячи казаков и в сотне СД 250 казаков — новых эмигрантов. Но СС не имеет саперных, железнодорожных, танковых и других технических частей. Все это принадлежит Вермахту. Вермахт же никому не верит, и все формирования производит сам»[587].
Пожалуй, главной трудностью в работе нового органа было освобождение казаков с немецких заводов для зачисления их в строй. Несмотря на распоряжение Главного управления СС о том, чтобы таких рабочих увольняли с производства, администрация предприятий игнорировала его, ссылаясь на приказы германского трудового фронта. Освобождать казаков удавалось лишь после долгих препирательств с другими ведомствами. Были и прочие сложности в формировании казачьего корпуса, а именно — личность самого генерала А.Г. Шкуро. Вот как характеризует его деятельность в первые месяцы после назначения на должность начальника Резерва казачьих войск видный деятель казачьей эмиграции С.В. Маракуев: «Шкуро отозван в Берлин ввиду недостойного поведения в Вене… Он прикомандировывается к Главному Управлению, вероятно, по проискам Науменки (атамана В.Г. Науменко) и вопреки желанию Краснова, который этим назначением очень недоволен. Недоволен от также Ген. Науменко, который успел втереть в Гл. Упр. 9 кубанцев. В разговоре с Балабиным П.Н. высказал это недовольство, сказав о кубанцах, что „они казачьи жиды“ по своим ухищрениям и пролазничеству… Шкуро в Вене пьянствовал, брал взятки за выдачу удостоверений о прикомандировании „к его штабу“»[588].
Естественно, в таких условиях результаты деятельности Резерва казачьих войск никак не могли быть значительными. Уже после войны, давая показания на Лубянке, генерал А.Г. Шкуро сообщил, что с сентября 1944 года по апрель 1945 года им было направлено в 5-й запасной полк корпуса фон Паннвица до двух тысяч человек, а в Казачий Стан Доманова — до семи тысяч человек, главным образом стариков, женщин и детей[589].
Таким образом, можно сделать вывод, что главным источником пополнения для нового казачьего корпуса были боевые части казаков, перебрасываемые с других участков фронта. Осенью 1944 года в дивизию генерала фон Паннвица стали прибывать из разных мест большие и малые казачьи группы и целые воинские части. В их числе были два казачьих батальона из Кракова, 69-й полицейский батальон из Варшавы, батальон заводской охраны из Ганновера и, наконец, З60-й казачий полк фон Рентельна, с боями прорвавшийся на соединение с корпусом с Западного фронта. 5-й казачий учебно-запасной полк, дислоцировавшийся во Франции, был переброшен в Австрию (г. Цветле) — поближе к району действия дивизии. Кроме того, дивизию пополнили 1-я, 2-я и 3-я Волчьи сотни.
Об этих не совсем обычных казачьих формированиях стоит рассказать поподробнее. 1-я Волчья казачья сотня была организована 26 декабря 1943 года группой молодых казаков-добровольцев. В приказе по поводу формирования этой сотни было сказано: «Название Волчьей сотни — особых отрядов генерала А.Г. Шкуро в годы Гражданской войны — было грозою и смертью для большевиков. Пусть оно и в наши дни борьбы с ними страшит их и приносит им разгром и смерть»[590]. Командиром сформированной сотни стал подъесаул П.Ф. Беспалов, воевавший перед тем 9 месяцев вместе со своей Особой горной казачьей сотней на передовых рубежах «Кубанского предмостного укрепления». Как и в годы Гражданской войны, казаков из Волчьих сотен отличали волчьи хвосты на башлыках вместо шерстяных махров, а на их черных знаменах изображалась оскаленная волчья пасть.