Через три дня, 14 июля, генерал П.Н. Краснов написал атаману Е.И. Балабину еще одно разъяснительное письмо, в котором рассматривал перспективы участия и истинную роль казачества во Второй мировой войне. «Какая будет Россия, — писал генерал, — после окончания войны с большевиками, единая или разделенная на части — знают только два человека — Гитлер и Геринг, и они никому не скажут. Можно только из некоторых поступков и слов Фюрера и из сознания, что этот гениальный человек, подобного которому еще не было в мировой истории, никогда не ошибался, догадываться, что Германия не собирается создавать слабое лоскутное государство, которое сейчас же станет объектом купли-продажи у Англии и Америки… Вождь, который спасет Россию, может появиться только в самой России, а не в эмиграции… Нам нужно терпеливо ждать, чем война закончится, и лишь тогда мы увидим, будем ли мы призваны немцами или тем новым правительством, которое образуется в России и заключит мир с немцами и, если будем призваны, то на какую работу»[129].
К концу 1941 года 72-летний атаман почти утратил надежду на какой бы то ни было положительный поворот в судьбе казачества. «Донскому войску, — писал он Е.И. Балабину 19 декабря, — если таковое будет, придется пережить еще много унизительного и тяжелого, прежде чем там наладится „казачья“ жизнь. Думаю, что она и не наладится. Для того, чтобы казачьи войска появились снова, нужно именно теперь восстание против большевиков на Дону и на Кубани так, как это было в 1918 году, но вот его-то и нет, и идет 1941 год, а не 1918 год»[130]. Особенно гнетущее впечатление на престарелого генерала произвел репортаж военного корреспондента финской газеты «Helsinkin sanomat» о гибели советской кавалерийской дивизии под Харьковом. 7 июля 1942 года он написал атаману Е.И. Балабину: «Были это только „ряженые“ казаки или были это казаки, у которых не прошел большевистский дурман — это все равно. Факт остается фактом. Донские казаки не восстали против жидовской власти, они кинулись в безумную атаку на немецкие пулеметы, они погибли за „батюшку Сталина“ и за „свою“, народную, Советскую власть, возглавляемую жидами. Если это будет продолжаться и дальше так… — Тихому Дону грозит участь Украины — он войдет в Украину как нераздельная ее часть, а Украина уже включается в Германию и становится ее частью как Чехия, Моравия и т. д. В историческом аспекте все это, по существу, не так уж страшно — изменился лишь масштаб времени, увы, для человеческого существования столь важный. То, что могло случиться уже этой осенью, произойдет через 10–20 лет, после медленного и систематического воспитания казачьей молодежи под немцами и несмотря на немцев. Но когда вся Россия кончает самоубийством в угоду американским жидам — наш родной, милый Тихий Дон — это уже частность»[131].
Однако, несмотря на свой пессимизм по отношению к перспективам казачества, генерал П.Н. Краснов все-таки не терял надежды на положительное разрешение казачьего вопроса в будущем. Но для этого, по его мнению, должно было быть соблюдено одно важнейшее условие. «Чем больше, — продолжал генерал в письме Е.И. Балабину от 7 июля 1942 года, — хороших, толковых, честных, знающих историю Дона и других казачьих полков… пойдут теперь служить у немцев и с немцами выкорчевывать коммунизм — казаков спокойных, не зараженных истерикой, не кликуш от казачества, машущих картонными мечами донкихотов, но казаков понимающих, что и в Новой Европе, Европе национал-социалистической, казаки могут иметь почетное место, как наиболее культурная и способная часть народа Русского — тем скорее и безболезненнее пройдет этот процесс восстановления казачьих войск в Новой России, И пока нельзя сказать „здравствуй, царь, в кременной Москве, а мы, казаки, на Тихом Дону“, пока Москва корежится в судорогах большевизма и ее нужно покорять железной рукой немецкого солдата — примем с сознанием всей важности величия подвига самоотречения иную формулу, единственно жизненную в настоящее время: „Здравствуй, фюрер, в Великой Германии, а мы, казаки, на Тихом Дону“»[132]. (Подборку писем генерала П.Н. Краснова атаману Е.И. Балабину см. в Приложении 1.4.).
Весной — летом 1942 года, в связи с начавшимся новым крупномасштабным наступлением немецкой армии на Восточном фронте и реальной перспективой «освобождения» казачьих земель Дона, Кубани и Терека, в среде казачьей эмиграции вновь начался некоторый эмоциональный подъем. Казачьи лидеры всех рангов и мастей активизировали свою политическую деятельность, а простые казаки, находясь под постоянным влиянием приказов, распоряжений и наставлений, выходивших из-под пера своих атаманов, начали уже в который раз готовиться к отъезду на родину 5 апреля Кубанский войсковой атаман генерал-майор В.Г. Науменко в своем приказе обратился ко всем казакам кубанцам: «Мировая военная и политическая обстановка говорит нам о том, что время нашего возвращения домой приближается, что пора нам из бесправных беженцев вновь обратиться в воинов, стряхнуть с себя беженскую пыль и тесно сомкнуть свои казачьи ряды с готовностью, если понадобится, пожертвовать всем для возрождения родного казачества…»[133] 13 мая 1942 за его же подписью (правда, на этот раз атаман представился как Общеказачий представитель Дона, Кубани, Терека и Астрахани) вышло распоряжение об организации «Финансово-экономического отдела». Согласно этому приказу, вновь образованный отдел должен был стать совещательным органом и заниматься специальными вопросами, связанными с настоящей жизнью казаков-эмигрантов и будущим устройством жизни на освобожденных казачьих землях. Непосредственно в его компетенции находились следующие проблемы: а) рассмотрение финансово-экономических вопросов, связанных с пребыванием казаков в эмиграции; б) разработка и подготовка финансовых и хозяйственно-экономических вопросов на случай возвращения казаков в Родные Края; в) разработка вопросов, относящихся к финансовому и хозяйственно-экономическому возрождению Юго-Востока России и особенно казачьих областей после освобождения их от большевистской власти; г) правильное ознакомление иностранных и русских кругов с казачьими Краями, их огромными природными и хозяйственными ресурсами и возможными перспективами путем непосредственного общения и соответствующих печатных изданий[134].