– Гы, – только и сказал в ответ, дыхнув перегаром, то ли брюнет, то ли недоотмытый блондин, прищурился пьяно и занес свободный кулак над Сенькиной головой. – Вали отсюда, сопляк, а то и тебе сейчас сделаю больно!
– А мне?
Бравый шахтер разинул рот: из-за кряжистой колонны, подпирающей перекрытия, вышагнул, дружелюбно улыбаясь, двухметровый рыжий верзила в меховой безрукавке на голое тело.
– Ч-чего – тебе? – на всякий случай, уточнил он, и рука его нервно зашарила по столу, нащупывая воткнутый в каравай нож.
– Мне тоже больно сделаешь? – проникновенно щуря подбитый глаз, заглянул рыжий в лицо бузотеру. И не дожидаясь ответа, одним ловким движением вывернул кисть, сжимавшую запястье служанки так, что взвыл теперь рудокоп. Женщина, пользуясь моментом, юркнула в толпу.
Голубые, как все ледники Отрягии глаза встретились с серыми, налитыми страхом, яростью и вином.
– Держи свои руки при себе, варгов нос. Если не хочешь, чтобы тебе их оторвали.
– Да уж не ты ли?!
Приятель согнувшегося от боли хулигана вырвал из-за голенища свой нож, но Олаф словно невзначай махнул незанятой рукой, и так и не состоявшийся нападавший кубарем отлетел на соседний стол, сметая спиной тарелки, кувшины и кружки на колени посетителей. В то же мгновение четверо их собутыльников, то ли выжидавших, чем кончится представление, то ли опешивших от нахальства одного, выступившего против шестерых, повскакали с мест, засапожные ножи в руках, пьяные глаза – на горле недруга…
– Эх, знатный сегодня денек!!! – от души расхохотался отряг, сцапал за шкирку противника и швырнул в воинственную четверку.
Кому не посчастливилось быть сбитым сразу, через несколько мгновений уже вылетал в распахнутое окно, теряя сапоги и ножи. Еще несколько секунд – и поле боя очистилось, чего нельзя было сказать об оставшихся в трактире оппонентах, по лицам и одежде которых можно было изучать меню этого вечера.
Заводила, растрепанный, с рассеченной скулой цвета тушеной свеклы[44] и бережно прижатой к груди рукой, сел на полу среди разбросанных стульев, потряс зашибленной башкой, и с плаксивой тоской возопил в закопченный потолок:
– Братцы!!!.. Уроды всякие иноземные наших бьют!!!.. Ни за что!!!.. Чего смотрите?! Он и до вас сейчас доберется!!!
Притихший было, как лес в безветрие, трактир загомонил, зарычал возмущенно: что с того, что рудокоп – дебошир? В первую очередь, он наш дебошир!
Горячие атланские парни, разгоряченные еще больше вином и ура-патриотизмом, подскочили с мест, похватали кто стулья, кто ножи…
Благодушное доселе лицо отряга закаменело.
Только сейчас он заметил, что мысль отпраздновать шахтерскую получку в «Скелете» пришла в головы не только этой шестерке.
Трактирщик отчаянно метался где-то за спинами, силясь успокоить разошедшихся клиентов, внушить, что буян был виноват сам, но из-за нарастающего гула сердитых голосов его одинокие выкрики терялись, как шепот листьев в грозу.
– Сима, – конунг обернулся на царевну, – я правда не хочу никого калечить… Ты свидетель. Топоры мои где?
– Уже тут, – легла в широкую лапу Олафа скинутая за колонной связка. – Вот уж, точно, как день начался, так ему и закончиться…
Рукоять топора номер двенадцать легла в ладонь привычно и мягко. Сенькин меч с тихим шепотом вышел из ножен до половины, давая понять, что люди-то мы, конечно, мирные… Кое-кто из собравшихся на потасовку возмездия намек, может, и понял,[45] но пойти на попятную на глазах у всех…
Подогревающая сама себя толпа дрогнула, но устояла.
– Ну пошумели – и разошлись по местам, – всё еще пытаясь избежать полномасштабной драки, сурово, но и без тени воинственности пробасил отряг. – А если у кого вопросы ко мне имеются, то на улице поговорим. Один на один. От хорошего разговора я еще никогда не отказывался.
– Ага, один на один! Ищи дураков! – с пьяненьким негодованием выкрикнул кто-то из задних рядов. За спиной нервно и резко хихикнула женщина. На нее моментально цыкнула другая, но было поздно. Масло в огонь плеснули щедрой порцией.
– Братцы, кончай языками трепать! – зачинщик смуты, вооруженный чугунной табуреткой, гневно засопел и подался вперед, словно переходя в атаку.[46] – Бей пришлых всем миром! Али труса празднует артель Седьмой Красногорской?! Он вам железяку ржавую показал, а вы и штаны обмочили?!
Толпа возмущенно всколыхнулась, качнулась, круг сжался. В свете пробивающихся в окна усталых лучей заходящего солнца блеснули разномастные ножи…