После смерти отца Кьеркегор отнюдь не испытывает чувства освобождения. Как раз наоборот. Микаэль занял свое место, принес себя в жертву сыну, и он, Сёрен Обю Кьеркегор, теперь должен признать свой долг перед жизнью. На него возложена миссия. Судьба сделала его избранным и наделила исключительным характером.
В мае 1837 года Кьеркегор познакомился с одной юной девушкой, Региной Ольсен. Эта встреча оказала влияние на всю его дальнейшую жизнь, равно как и на литературное наследие. О том, насколько глубоко им завладела любовь, можно судить по записи, сделанной в дневнике 2 февраля 1839 года:
«Ты королева (имя Регина означает „царица") сердца, укрывшаяся в самом потайном уголке моего естества» (11 А 347).
Можно не сомневаться, что образ Регины сопровождал его, когда судьба устроила ему испытание трауром, равно как и во время учебы. Дав ранее отцу обещание добиться присуждения ученой степени по теологии, 3 июля 1840 года Кьеркегор получает диплом с пометкой «похвально».
Тем временем он обручился с Региной. Чтобы понять, как ему удалось завоевать сердце девушки и устранить Фрица Шлегеля[8], досадного конкурента, претендующего на ее руку и сердце, достаточно прочесть «Дневник обольстителя». Помолвка в те времена считалась очень важным шагом: нарушить данное обещание означало стать предметом всеобщего осуждения, но в первую очередь – обесчестить ту, от которой ты отказываешься. Кьеркегор это прекрасно знал, но все же, работая над трактатом об иронии, стал вынашивать план порвать с Региной.
Таким образом, в период с 1840 по июль 1841 года Кьеркегор работал над диссертацией на соискание докторской степени, точнее – магистра искусств. В ней он демонстрирует оригинальность, разрабатывая концепцию иронии в связке не с тем или иным концептуальным построением, а с личностью – с конкретным человеком, Сократом. Теория иронии представляет собой первое звено его будущей индивидуалистской философии экзистенциализма. Этот труд свидетельствует о высокой философской культуре Кьеркегора, базирующейся на глубоком знании наследия древних греков и романтической философии. Что же касается не раз упоминаемого в этой работе Гегеля, то некоторые замечания Кьеркегора, равно как и далеко не полный перечень доступных ему трудов философа, наводят на мысль, что с его теориями он был знаком лишь частично. Кьеркегор выказывает преимущественно симпатию к иронии, за которую ратовал Сократ, но при этом выступает с позиций противника романтической теории иронии и указывает на скрытый в ней нигилизм, неприемлемый с точки зрения христианства, к числу основных сторонников которой относился в частности Фридрих Шлегель.
В январе 1841 года Кьеркегор произносит в копенгагенской Хольменскирке свою первую проповедь, которая оборачивается провалом – он понимает, что по причине застенчивости и тонкого голоса ему никогда не стать проповедником. Когда же в июле 1841 года университет принимает его труд к рассмотрению, Кьеркегор отсылает обратно Регине обручальное кольцо. А защитив 29 сентября диссертацию, тут же уезжает в Берлин, чтобы приглушить вспыхнувший скандал. Но чем обусловлен этот разрыв?
Регину Ольсен Кьеркегор конечно же любил. Ее присутствие явственно ощущается во всем его литературном наследии. Но несмотря на это, по какой-то неясной причине, которую философ и сам не мог с точностью назвать, он никогда не задумывался всерьез над тем, чтобы на ней жениться:
«Я никогда не думал жить с ней в мире и доверии в полном, всеобъемлющем смысле этого слова» (III А 166).
По всей видимости, Кьеркегору всегда было трудно полностью довериться другому человеку, а брак необходимо бы его к этому вынудил. Кроме того, можно предположить, что философ, сохранивший живые воспоминания и о «землетрясении», и о «жертве отца», перед лицом собственного желания мог испытывать замешательство и тревогу, опасаясь вводить Регину, девушку юную и веселую, в свою духовную вселенную, весьма и весьма безрадостную.
В своем дневнике Кьеркегор писал:
«Мне пришлось бы рассказать о самых ужасных вещах, о моих отношениях с отцом, о его тоске, о вечной ночи, таящей в себе мои заблуждения, мои желания, мои прегрешения».
Он чувствовал, что просто на это не способен. Об этой занозе в плоти Кьеркегор сказал, лежа на смертном одре: