Я выключила воду в душе (ее грел электронагреватель, а я не могла транжирить электроэнергию уже на вторую ванну за день, иначе пришлось бы раскаяться после, когда получу счет от Паулоэлектро), и мысль доставить себе удовольствие, пальцами лаская тело, стала казаться еще заманчивее. «Но это будет не просто после стольких лет без тренировок», – вздохнула я. У меня даже появился страх, что я дотронусь до рычажка наслаждений, а он завизжит из-за неловкости и неопытности моих рук.
Нужна была подушечка. Я смутно припомнила описания Александры. Это должна быть идеальная (для столь деликатного применения), надежная подушка. Она должна быть маленькой, чтобы не сковывать движений. Должна быть мягкой, чтобы не повредить кожу, и должна быть достаточно упругой, чтобы не ерзала и не меняла формы даже под сильным давлением. И вот она возникла перед моими глазами, кругленькая и нежная, но в то же время способная стойко выдержать трение, не претерпев изменений. Она была немного шероховатая. Не только ради большего комфорта и нежности соприкосновения, но и из стремления к гигиене я решила сменить на ней наволочку на ту, что приносила удачу во время моих игр с мужем. Египетский хлопок, беленький с нежнейшими разводами, расположенными симметрично; «батистовый хлопок», как выразилась продавщица. Очень полезная и красивая штучка.
Нас было трое: я, Чет Бэйкер (поставленный на repeat all[5] на случай, если диск закончится прежде, чем мне удастся достичь главнейшей цели мероприятия) и наряженная подушка.
Но этого было недостаточно для предстоящей мне высочайшей миссии. Одной музыки и батистового хлопка не хватило бы, чтобы заставить меня дойти до кондиции. Требовалось создать необходимую обстановку. Говорят, что единственные, кто испытывает благоговение перед пенисом – это геи, и что женщина может приходить в восторг от него только за деньги. Это ложь. Женщина начинает по-настоящему восхищаться фаллосом, если создать для секса подходящую расслабляющую обстановку. Ну, или за деньги. Но поскольку у меня не было ни пениса, ни денег, мне оставалось довольствоваться только обстановкой.
Первым и разумным решением было погасить все-все лампы и лампочки в квартире и заменить их свет на нежное пламя свечи. Нет, не одна, а много свечей было зажжено, и они осветили комнату таким образом, что часть ее была погружена во тьму, а в другой находилось ярко освещенное тело (причем, пламя не освещало его погрешностей, которые так подрывают уверенность в себе). Это был самый ослепительный свет, какой только можно было вообразить (и дешевенький, дешевенький, потому что в бедном доме достаточно свечей на случай, если вырубят электричество за неуплату). Продолжая создавать обстановку, я принесла из гостиной в комнату вазочки с фиалками. Фиалки – это еще одна, пусть дешевая, деталь, умаляющая страдания одиноких женщин от нищеты (когда нечем даже оплатить электричество); они украшают дом и придают ему более радостный вид.
Охваченная стремлением составить из различных мелочей то, что послужило бы идеальной обстановкой для оргазма, я откупорила бутылку красного вина, отрытую в кладовке, насыпала лед в таз (предназначенный для детских вещичек, из-за чего он считался самой благородной посудиной из всех стоящих под раковиной) и охладила вдохновляющий нектар до идеальной для питья температуры. Я отнесла бутылку в комнату (вместе с хрустальным фужером, захваченным как сувенир о временах замужества) и повернула ключ два раза. Войти никто не мог, но ради такого занятия нужно было удостовериться, что совершенно точно не появится тайный наблюдатель или не произойдет нежеланное вторжение, которое могло бы заставить меня бегать по потолку.
Однако даже при наличии таких потрясающих декораций и отсутствии каких-либо препятствий, желание улечься на подушку не появлялось. Я открыла дверь шкафа с зеркалом так, чтоб в ней отражалась кровать. И, разумеется, на ней – я. Я была хорошенькая, несмотря на все страдания и сложности, с которыми приходилось после развода справляться самой. Но чего-то все же не хватало... Вдруг, в приливе вдохновения, я бросилась открывать ящик, который мама щедро набила трусиками и лифчиками. Я никогда не одевалась хорошо, пока зависела от родителей, но не потому, что у них не было денег прилично одевать меня и одновременно оплачивать гигантские расходы на содержание еще четверых детей, а потому, что для них, носителей практичного духа и псевдосоциалистических взглядов, не представлялось важным, чтобы их дети хорошо одевались. Но зато у меня никогда не было недостатка в кружевных трусиках, шелковых лифчиках и разноцветных чулках, на которых специализировался мамин магазинчик.
Я надела самый красивый комплект из всех и натянула чулки, которые столько времени валялись без пользы, ожидая своего звездного часа. И положила начало необыкновенному общению с зеркалом.
Несколько улыбок, и, нисколько не стесняясь, я превратилась в выдуманную мной женщину. Я была Мадленой, француженкой с белоснежной кожей и алыми губами. Чтобы больше соответствовать образу, я извлекла из гардероба туфельки из крокодильей кожи (поддельной, естественно, так как мои экологические убеждения были выше любых моих потребительских прихотей) на шпильке. Боже, какой красоткой
Он появился в самый подходящий момент, когда они могли остаться в комнате вдвоем, опьяненные «Малбеком»[6] (обычным, но единственным алкогольным напитком в доме) и Четом Бэйкером, при свете свечей, окруженные фиалками. Как Мадлена хотела его!
Почему вы так тянете, Ник? Нет, нет, я не стану ничего спрашивать... Ник, милый, я счастлива, что вы здесь, Ник, mon amour. [7] . Ну же, Ник, испейте из моей чаши, почувствуйте мой аромат, дотроньтесь до кружев и утолите мои желания. Вот так, Ник, найдите все мои уголочки и закоулочки, Ник, ай, вот так, Ник, не задавайте мне вопросов, Ник, любите меня, как никогда никого раньше не любили, Ник, потому что сегодня я хочу узнать райское блаженство, Ник... Ай, ай, ай, ай! Ник, еще! Ник, смотрите мне в глаза, хорошо? О, Ник, какая прекрасная у вас рубашка из батистового хлопка, я могу лечь на нее? Оставайтесь снизу, пожалуйста, я хочу быть сверху, Ник, о, Ник, Ник, вот так, ооо!.. Ник, какие Вы вытворяете чудеса, как приятно ласкаете клитор, о, Ник... О, Ник, еще чуть-чуть, еще чуть-чуть, еще, о, Нииииииииииик!!!
Господи, получилось!
Прийти в редакцию «VIP» и приступить ко второй рабочей неделе показалось мне менее трудной и более стратегически определенной задачей, чем в прошлый раз, неделю назад (отчасти благодаря достигнутому в результате первого моего одиночного оргазма раскрепощению; теперь я была сильнее).
Один решительный взгляд вокруг – и наметилась положительная динамика. Немного общительности – и все в моих руках.
Отвратительная зловредная Алейшу и крашеная гадюка редакторша были далеко не единственными персонажами на горизонте нашей редакции.
Самыми симпатичными с первого взгляда мне показались Жардэл Себба, которого я уже упоминала (с похвалой); Эртон Сэлигмэн, наш главный корреспондент и с виду самый уравновешенный человек из всей команды; Карлос Амуэду, неразлучный друг Алейшу (что и могло настроить нас с ним друг против друга, хотя, быть может, я ошибаюсь), постоянно употребляющий антидепрессанты и вечный герой воскресных сплетен (результат субботних вечеринок). Затем – Аран, главный редактор, небольшого роста, но с огромным эго (и, как он сам любил кричать на всю редакцию, обладатель члена длиной 25 сантиметров ); Марко Антониу де Резенде, директор издательства, с которым мы подружились, но я должна была скрывать это, чтобы не вызвать ревности коллектива, и не уничтожить таким образом последний шанс сойтись с коллегами. Еще была помощница экспертши-потаскушки Талита, настоящий кладезь; Хэлп, координатор редакции (которая защищала всегда своего шефа, Марку Антониу, как рассвирепевший питбуль); наконец – корректор и заведующая связями с читателями Андреа Каитано, самая скромная и нелюдимая из всех. Вот и все действующие лица.
5
Режим на CD-проигрывателе, при котором диск автоматически включается сначала, как только заканчивается последняя песня.