В результате складывается не просто невнимание к внешнему миру. Напротив, для лидеров великих держав и даже для целых правящих политических элит вполне обыденно уделять внимание внешним делам только ради приятного отвлечения от суровых вызовов внутренней политики, где почти каждое решение, приемлемое для одних, оказывается неприемлемым для других (причем не для иностранцев, без политической поддержки которых можно и обойтись).
Великодержавный аутизм хуже невнимания именно потому, что в отсутствие серьезного и тщательного изучения вопроса люди, ответственные за принятие решений, не могут вникать в суть дел с надлежащей тщательностью, даже если им предлагается соответствующая информация (последнее маловероятно: сотрудники разведки придерживаются правила не говорить высшим руководителям то, чего те не хотят слышать, иначе карьера пострадает). Обыкновенно решения по внешнеполитическим вопросам принимаются на основании крайне упрощенных, схематичных представлений о сложных и неподатливых реальностях, которые тем самым искажаются ради втискивания в придуманные аналитиками понятия, ожидания и перспективы. Только так политик из Массачусетса или Мичигана, считающий себя недостаточно квалифицированным для рассуждений о местных проблемах, скажем, штата Миссисипи («слишком чужой, чтобы разбираться в местных делах»), может без тени сомнения высказываться по поводу наилучшего выбора для Афганистана, Ирака или Ливии.
Вот почему, полагаю, умнейшие люди Пекина способны убедить самих себя в том, что визит в Индию премьера Вэня Цзябао способен унять многочисленные опасения и тревоги, вызванные новыми китайскими инициативами[17], – ведь Индии предлагается привлекательная перспектива выгодных коммерческих сделок с Китаем.
В этом случае, как часто бывает, схематичное представление принимает знакомый облик кривого зеркала, вводящий в заблуждение: для многих китайцев китайский бизнес действительно бизнес, а индийский бизнес – это сама Индия, поскольку ее внутренние экономические интересы не сильно отражаются на внешней политике, где доминируют интересы профессиональных дипломатов и позиции наиболее идеологизированных среди избранных политиков (будь иначе, отношения между США и Индией вряд ли развивались бы так, как происходило с 1947 года и до последнего времени).
Всевозможные выгоды, сулимые китайскими бизнесменами и коммерсантами их индийским коллегам, в основном малозначимы для чиновников и политиков, которые порой действуют из соображений личной выгоды, а никак не в экономических интересах страны и которые знают, что нельзя допускать каких-либо территориальных уступок, если не хочешь лишиться должности (или даже головы).
Наверное, это затруднительно понять китайским лидерам, которые в последние годы почти добровольно уступали территории или как минимум отказывались от давних территориальных притязаний ради урегулирования территориальных споров с соседними странами: с Афганистаном (китайская сторона уступила 100 % спорной территории), с Бирмой (Мьянмой) (82 % территории), Казахстаном (66 %), Кыргызстаном (68 %), Лаосом (76 %), Монголией (65 %), Непалом (94 %), Северной Кореей (60 %), Таджикистаном (96 %) и Вьетнамом (50 %). С Советским Союзом, а затем с Российской Федерацией переговоры успешно завершились 50 %-ной уступкой каждой стороны[18]. (Как мы увидим, все это резко противоречит твердости Китая в морских препирательствах.)
Судя по всему, с китайской точки зрения оспариваемые территории прагматически воспринимались как предмет торга, а в силу своей относительной малости и невеликой ценности – притом что их население было немногочисленным и в основном не принадлежало к ханьцам – годились на уступки. Одна из целей Китая заключалась в устранении преград для трансграничной торговли, экономически не слишком-то важной на национальном уровне, но политически значимой для отдельных регионов, поскольку такая торговля способствовала обогащению и стабилизации строптивого некитайского населения пограничных территорий; другая цель состояла в том, чтобы убрать препятствия к сотрудничеству в области безопасности в отношении тех же самых народностей, живущих по большей части в сопредельных государствах. Дабы обеспечить сотрудничество пограничных властей по обе стороны в подавлении диссидентов-инородцев, требовалось определить и провести границы в духе взаимного согласия, и китайцы были готовы платить эту цену.
17
Возобновление притязаний на территорию нынешнего индийского штата Аруначал-Прадеш (см. далее), непризнание власти индийского правительства над Джамму и Кашмиром, отказ выдавать визы уроженцам Кашмира с индийскими паспортами, поставки ядерных материалов Пакистану – все это логично трактуется как «безрассудные действия» Китая (из частных бесед с индийскими должностными лицами).
18
См.