Поющие птицы
встречают полуденный зной,
Прибрежные травы
омыты прозрачной водой.
Цветы орхидеи
покрыли озерную гладь —
Сумею ль из лодки
душистые стебли сорвать?!
В разлуке с друзьями
и годы, и луны спешат, —
Я снова встречаю один
опоздавший закат.
Но в мыслях я с теми,
что сердцу так дорог и мил,
Как в книге «Чжуанцзы»
об этом Наньжун[11] говорил.
ПОДРАЖАЮ СТИХАМ ЦЗИ КАНА[12], ВОСПЕВАЮЩИМ СОСНУ
Вдали различаю
сосну на высокой горе —
Пышна ее зелень
жестокой морозной зимой.
В мечтах устремляюсь
к дарующим негу ветвям,
Любуюсь безмерной
и грозной ее высотой.
Карабкаюсь в гору —
вершины ее не достичь.
Придет ли на помощь Ван Цяо[13] —
отшельник святой?!
Со мною в разладе
теперешний суетный век,
Гонима, как ветром холодным,
суровой судьбой.
Хребет восточный
грозен и велик,
Пронзает небо
заостренный пик!
На горных кручах —
одинокий скит,
И все вокруг
безмолвие хранит.
Нет, мастера
искусная рука
Не вылепит
такие облака!
И запахи и воздух
этих гор
Меня влекут
в заоблачный простор!
Отныне я
даю себе зарок
В горах дожить
мне небом данный срок.
Весенней водою
озера полны,
Причудлива в летних
горах тишина.
Струится сиянье
осенней луны,
Свежа в одиночестве
зимнем — сосна...
В ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ ДЕВЯТОГО МЕСЯЦА В СВИТЕ СУНСКОГО ГОСУДАРЯ[14] ПИРУЮ НА БАШНЕ РЕЗВЯЩИХСЯ СКАКУНОВ. ПРОВОЖАЕМ КУН ЦЗИНА[15]
Пограничный район
по-осеннему дик и суров,
Собираются в путь
журавли накануне снегов.
Холода наступают —
в полях замерзает трава.
На застывших озерах
блестит подо льдом синева...
В этот радостный час
государю я предан душой,
Расписные знамена
осенней окутаны мглой.
Голосами свирелей
наполнился красный дворец,
Орхидеевый кубок
берет просвещенный мудрец.
Благородством и славой
обилен сегодняшний пир,
И такого веселья
вовеки не видывал мир.
В Поднебесной отныне
царят тишина и покой,
Всякий с радостью вторит
звучанью Свирели земной[16].
Вы вернетесь туда,
где морской распахнулся простор.
Сняв чиновничью шапку,
забудете службу и двор.
Ваши весла опустятся
в воду прозрачных лагун,
Только солнце погаснет
и смолкнет звучание струн.
Вас кипящие волны
поднимут на гребни свои,
И лихая упряжка
уже не свернет с колеи.
О покое прибрежном
и во мне пробудились мечты,
И стыжусь я того,
что я пленник мирской суеты.
Вас холмы и сады
красотою своею влекут,
Только я не сумею
от тяжких избавиться пут.
МОИ ЧУВСТВА В ПЭНЧЭНСКОМ ДВОРЦЕ ПО ПОВОДУ ТОГО, ЧТО ГОД БЛИЗИТСЯ К ЗАКАТУ
Я грущу оттого,
что природа меняет свой лик,
Я жалею о том,
что так скоро кончается год.
Песня княжества Чу
отзывается грустью в душе,
Песня княжества У[17]
мне о доме забыть не дает.
На плечах исхудавших
просторное платье висит,
В волосах у меня
пробивается прядь седины.
На вечерней заре
я сижу в одинокой тоске,
Белохвостая цапля
кричит на исходе весны.
СОСЕДИ ПРОВОЖАЮТ МЕНЯ ДО ПРИСТАНИ КВАДРАТНАЯ ГОРА
Я получил приказ,
покинув град столичный,
От дома вдалеке
найти себе приют.
Я лодку отвязал,
ее волна колышет,
вернуться
Наньжун — имеется в виду Наньжун Чжу (Карлик Прославленный на Юге), один из персонажей знаменитой даосской книги «Чжуанцзы». В гл. 23-й этой книги рассказывается, как Гэнсан Чу выступил перед народом со словом поучения.
«Тут Карлик Прославленный на Юге выпрямился и взволнованно спросил:
— Какое же учение Вы вручите вместе с этими словами такому старому, как я, Карлик?
— Сохраняй в целости свою телесную форму, заботься о своей жизни, не допускай суеты в мыслях и думах и через три года сумеешь постичь эти слова, — ответил Гэнсан Чу».
Поскольку Карлика не удовлетворили его объяснения, он отправился к самому Лаоцзы — патриарху даосизма. Один за другим задавал он вопросы мудрецу, и тот как бы по ступеням вводил его в святая святых учения о Дао. Лаоцзы говорил о необходимости отринуть от себя все искусственное, диктуемое мнением других или соображениями выгоды, отказаться от чувства стадности и «искать только самого себя», отказаться от целенаправленной деятельности и в конце концов обрести состояние младенца, который находится в полной гармонии с природой. «Ходить не ведая куда; останавливаться не ведая зачем, сжиматься и разжиматься вместе со всеми вещами, плыть с ними на одной волне» (здесь и выше, перевод Л. Д. Позднеевой).
вернуться
Цзи Кан (223-262 гг.) — поэт и философ, испытавший сильное влияние даосизма. Сын крупного сановника, он не пошел служить, писал стихи и философские трактаты, занимался физическим трудом. Снискавший ненависть придворной клики Сыма Чжао — фактического владыки империи, — он вместе со своим другом был обвинен в «непочтительности к старшим» и казнен на городской площади. Сочинения историков донесли до нас рассказы о том, что в день расправы над Цзи Каном сотни людей собрались у дворца, прося помиловать поэта и дать его в наставники молодежи, и о том, как он потребовал лютню и пел на эшафоте... Сохранились его сочинения о музыке, о продлении жизни и др.; к сожалению, стихов Цзи Кана дошло до нас немного; образец, которому подражал Се Даоюнь, неизвестен.
вернуться
Ван Цяо (Ванцзы Цяо, царевич Цяо) — один из святых раннего даосского пантеона. Согласно легенде был наследником владыки Китая Линвана (571-544 гг. до н. э.), однако государственным делам предпочитал игру на свирели и скитания по стране. В конце концов он удалился на священную гору Суншань, где святой наставник помог ему овладеть тайнами даосского учения и уготовить себе бессмертие. Цяо мог совершать удивительные превращения: легенда рассказывает, как он однажды напугал жаждущего поучения, обратившись сначала в цикаду, затем — в туфлю и, наконец, в птицу. После многих лет отшельничества он сообщил домашним, что покажется им на вершине горы Коушишань, и прилетел туда на белом журавле. Именно этот последний эпизод, видимо, и имеет в виду автор стихотворения. Возможно также, образ навеян народной песней эпохи Хань (II в. до н. э. — II в н. э.) «Царевич Цяо», где святой изображен летающим в облаках на белом олене, с легкостью достигающим пяти священных гор Китая и священной горы Пэнлай — обители бессмертных.
вернуться
...сунского государя... — имеется в виду полководец Лю Юй, известный феодал эпохи Шести династий, сюзерен Се Линъюня. Провел ряд победоносных походов против вождей гуннских племен, захвативших север Китая и создавших там свои царства. В 420 г. принудил последнего императора китайской династии Цзинь отказаться от престола в свою пользу. Стихотворение создано за два года до этого события во время осеннего праздника Чунъян, когда Лю Юй устроил большое пиршество для своих приближенных на древней башне близ своей ставки в Пэнчэне (совр. пров. Цзянсу).
вернуться
Провожаем Кун Цзина. — На пиршестве у Лю Юя (см. выше) поэты читали написанные «к случаю» стихи, и Се Линъюнь посвятил свои добровольной отставке Кун Цзина, старого соратника своего сюзерена, который пожелал оставить службу и вернуться «к садам и полям».
вернуться
...звучанью Свирели земной. Земная Свирель — традиционный поэтический образ, встречающийся еще в древнекитайском философском трактате "Чжуанцзы".
вернуться
Песня княжества Чу [...] песня княжества У... — Царство Чу, занимавшее огромные территории на юге древнего Китая, — родина великого поэта Цюй Юаня — славилось своими песнями. Столицей Чу в последние годы существования царства был г. Пэнчэн, где Се Линъюнь жил при дворе Лю Юя. Родовые же владения поэта находились на востоке, где когда-то располагалось царство У. В оригинале приводится название этой "песни из У", которая воспевала красоты родного края поэта.