На вопрос, а почему не брали паспорта, пояснили так. Гордиенок Екатерина Васильевна:
«Они только боялись паспорта. Что там черт. Один одному плели в уши. Что там черт… Это какая-то гербовая бумага, а они, эти бабы, неграмотные: “Посмотри на солнце, это же черт! Не берите паспорта ни за что!” и их в тюрьму посадили»[149]. Мисник Екатерина Титовна: «Жерносек говорил, что паспорт брать нельзя. Будет грех большой. Скоро свет кончится, и будет тогда людям этим на том свете плохо. Он все это начал. Говорил: не берите паспорт и не голосуйте, будет грех большой. И отец мой не брал. Его взяли и три месяца в тюрьме был, а после его отпустили»[150]. В качестве главного источника этих настроений Василий Жерносек также называет Илью Жерносека: «Паспорта как стали давать, подняли такую панику, Жерносек Илья поднял, что на паспорте черт нарисован […] Люди Богу верили. А он внушал их: не верьте Советам этим, надо Богу верить»[151].
Безусловно, отказ от участия в переписях (1897, 1926 гг.) и распространение эсхатологических настроений во время их фиксировались властями и ранее. Именно это мы видим и в ряде деревень Лепельского района. И не так важно, события в Лепельском районе стали поводом или причиной последующих событий, но совершенно точно, локальный молчаливый бунт не остался незамеченным на самом высоком уровне. Более того, власти не захотели проигнорировать такое поведение малограмотных крестьян.
За антисоветскую агитацию, «которая распространялась путем обхода дворов», в начале января 1937 г. к уголовной ответственности были привлечены жители д. Матюшино Стайского сельсовета Марта и Дарья Бобрович, а также сын Марты Николай[152]. По воспоминаниям бывших соседей, Марта и Дарья Бобровичи были неграмотные «темные», «забитые» крестьянки, которые верили в Бога[153]. «Молились они дома. Собирались все. Дарья и все и дома молились… Было их человек пять. И одна одной приказывали, что не берите и не ходите, и не разговаривайте даже, как кто приходит»[154].
При аресте женщины отказались надеть на себя верхнюю одежду и выйти из дома. Милиция насильно одела Марту и Дарью, а затем вынесла их и посадила в сани[155]. На предварительном следствии и дознании обвиняемые продолжали молчать.
Показательный суд над Бобровичами в Лепеле должен был показать, что кулаки и подкулачники или другие враги советской власти воспользовались женскими страхами, их склонностью к истерии, использовали их для распространения антисоветских слухов и срыва мероприятий советской власти[156]. Деполитизация женского недовольствия была очень удобна властям, позволяла не принимать их в расчет, классифицировать по разряду инспирированных вражескими элементами эмоциональных реакций несознательных элементов. На показательном суде женщины должны были нести ответственность за распространение этих слухов, сам суд должен был напугать остальных молчальников, сломить их сопротивление.
Во время показательного процесса в качестве зрителей присутствовали около 80 чел. Однако арестованные отказались выходить из камеры, в помещение суда их внесли, во время процесса они не сказали ни слова. Суд признал их виновными в агитации против советской власти и присудил Марту Бобрович к шести годам тюремного заключения, Дарью Бобрович – к трем годам, Николая Бобровича – к пяти годам (был учтен его отказ от службы в Красной армии в 1936 г. по религиозным убеждениям)[157]. Судебный процесс, где основными обвиняемыми были вдовы, которые к тому же не проронили ни слова, не дал предполагаемого ни политического, ни воспитательного эффекта: молчальники продолжали молчать[158].
С мужчинами, «организаторами баптистской контрреволюционной организации», дело имел НКВД. 5 января 1937 г. были арестованы Жерносек Илья Васильевич и Урбан Федор Антонович[159]. Жерносек И. В. 28 июля 1937 г. по обвинению в антисоветской агитации был приговорен к пяти годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), отбывал срок в Севвостлаге НКВД г. Бухта Нечаева[160]. Урбан Ф. А. 21 августа 1937 г. за контрреволюционную сектансткую деятельность был осужден также к пяти годам ИТЛ. Оба домой не вернулись. 14 января НКВД арестовал еще четырех молчальников[161].
К 18 января молчать продолжало 189 чел., в район был командирован представитель ЦК ВКП(б) А. Хотимский. Перед выездом Хотимский попытался выяснить конкретно, чем обусловлено поведение этих людей. В своем обращении в Управление народнохозяйственного учета он не называет их «баптистами или евангелистами», но спрашивает, кто такие молчальники. Хотимский получил ответ, что «“молчальники” – сектанты, и молчание во время переписи предписывается “учением секты”»[162].
149
Гордиенок Е. В., 1925 г. р., жила в д. Пышно, Каливье. Записано 25 марта 2013 г. в г. Лепель.
150
Мисник (Мозго) Е. Т., 1927 г. р., д. Ситники, Лепельский район. Записано 9 июля 2012 г.
153
Аношко (Ковалевская) Н. Д., 1930 г. р., д. Матюшино, Лепельский район. Записано 11 июля 2012.
156
Л. Виола пишет: «Советская власть лишила крестьянок всех классовых атрибутов, поставив во главу угла их пол, тем самым отказывая им в наличии у них какой-нибудь сознательности и самостоятельности». (Виола Л. Крестьянский бунт в эпоху Сталина. С. 289).
160
Жерносек И. В. был реабилитирован прокуратурой и КГБ Витебской области 5 апреля 1989 г.
161
НАРБ. Ф. 4-п. Оп. 1. Д. 12097. Л. 78. Были привлечены по ст. 72 Уголовного Кодекса 1928 г. «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. 64–71), а равно распространение или изготовление, или хранение литературы того же содержания влекут – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев».