Женщина оглядела сидящих и дождалась одобрительного бормотания.
За ней вступил втиснутый в ходунки джентльмен из второго ряда.
— И пожалуйста, не надо про удостоверения. Про удостоверения мы уже все знаем. «Вы правда из газовой компании или вы взломщик?» Мы усвоили, честное слово.
И началось!
— Теперь не газовая компания, теперь «Центрика», — заметил мужчина в отличном костюме-тройке.
Тот, что сидел рядом с ним, — в шортах, шлепанцах и рубашке с эмблемой «Вест Хэм Юнайтед»[3] — не упустил случая вскочить и ткнуть пальцем, ни в кого конкретно не целя.
— Скажи спасибо Тэтчер, Ибрагим. Когда-то это был наш газ!
— Ох, сядь ты, Рон, — одернула его женщина в изящном платье. И, обращаясь к Донне, добавила, медленно качая головой: — Прошу прощения за Рона.
Шум не умолкал.
— Что это за преступник, если он не умеет подделать удостоверения?
— У меня катаракта. Сунь мне под нос библиотечный билет, я и впущу.
— Да теперь счетчики и не проверяют. Всё в Сети.
— В облаке, дорогая.
— Я бы даже обрадовалась взломщику. Хоть кто-то бы навестил.
Наконец возникло недолгое затишье. И какофония свиста: одни включали слуховые аппараты, другие их выключали. Женщина из первого ряда снова приняла командование.
— Так вот… я, кстати говоря, Элизабет… не надо про оконные задвижки, прошу вас, и про удостоверения, и можете не рассказывать, что нельзя называть свой ПИН позвонившему по телефону нигерийцу. Если еще позволительно называть их нигерийцами.
Донна де Фрейтас собралась с силами, но про ланч на обратном пути и про тату она больше не думала — вспоминала курс по противодействию уличным беспорядкам, прослушанный в старые добрые времена в Лондоне.
— Но тогда о чем же мы будем говорить? — спросила она. — Я должна чем-то занять сорок пять минут, а то мне не дадут отгул.
— Институциональный сексизм в полицейской службе? — предложила Элизабет.
— Я хотел бы послушать о противозаконном расстреле Марка Дугана — с санкции властей и…
— Сядь, Рон!
Так весело и приятно они провели час, после чего Донну горячо поблагодарили, показали ей фотографии внуков и пригласили остаться на ланч.
И вот она ест салат в «первоклассном современном ресторане» — если верить меню. Без четверти двенадцать рановато для ланча, но какой же полицейский откажется от дармового угощения? Донна отмечает, что пригласившая ее четверка не только управляется с полноценным ланчем, но и откупорила бутылку красного вина.
— В самом деле, изумительное выступление, Донна, — говорит Элизабет. — Нам ужасно понравилось.
Элизабет напоминает Донне тех учителей, которые месяцами наводят на тебя страх, а потом выводят «отлично» в году и плачут, расставаясь. Может быть, дело в твидовом пиджаке.
— Ослепительно, Донна, — подхватывает Рон. — Можно мне называть вас Донна, любовь моя?
— Можете называть меня Донной, но, пожалуй, не называйте «любовь моя», — говорит ему Донна.
— И то верно, милая, — соглашается Рон. — Запомню. Да, насчет той истории про украинца с парковочными талонами и цепной пилой. Вы можете недурно зарабатывать вечерними выступлениями. Я знаю кое-кого, хотите, дам телефон?
Салат — объедение, думает Донна, а она нечасто так думает.
— Из меня, наверное, вышел бы потрясающий контрабандист.
Это вступает Ибрагим — тот, кто на лекции упомянул «Центрику».
— Все дело в логистике, не так ли? И еще в развеске, а это я с удовольствием, развешу самым точным образом. А для счета денег у них теперь машинки. Все по-современному. Вы кого-нибудь ловили на контрабанде героина, Донна?
— Нет, — признается Донна, — хотя планирую.
— Но правда, что у них есть машинки для пересчитывания денег? — интересуется Ибрагим.
— Да, есть, — говорит Донна.
— Удивительно. — Ибрагим опрокидывает стаканчик вина.
— Мы быстро начинаем скучать, — добавляет Элизабет, тоже опустошив свой бокал. — Упаси нас бог от оконных задвижек, женщина-констебль де Фрейтас.
— Теперь говорят просто констебль, — сообщает Донна.
— Понятно, — поджимает губы Элизабет. — А если я все-таки буду говорить: женщина-констебль? Вы меня арестуете?
— Нет, но стану думать о вас чуточку хуже, — отвечает Донна. — Потому что это ведь такая малость, а вы оказали бы мне уважение.
— Черт! Шах и мат. Ладно! — говорит Элизабет и губ больше не поджимает.
— Спасибо, — говорит Донна.
— Угадайте, сколько мне лет, — поддразнивает ее Ибрагим.
Донна колеблется. Ибрагим хорошо одет, у него прекрасная кожа. И пахнет от него замечательно. И в нагрудном кармашке искусно сложенный платок. Волосы редеют, но сохранились. Ни брюшка, ни второго подбородка. И все же, если взглянуть глубже? Хм. Донна смотрит на руки. Руки всегда выдают возраст.