Ничего не скажешь, у бедняжки был повод изводиться, мысленно усмехнулась я. Общественное мнение провозгласило ее невинной жертвой полицейского произвола, все жители города наперебой рвались выразить ей свое сочувствие, а ее нерешительный ухажер наконец отважился сделать ей предложение. И как только кроткая голубка сумела пережить все эти напасти? Впрочем, я была слишком счастлива, чтобы завидовать Мелани. Да и чему завидовать? Такого сокровища, как Бэнкстон, нам не нужно даже с приплатой, как любит повторять моя мама.
Кстати, я до сих пор не удосужилась сообщить радостную новость маме. Этот просчет надо как можно скорее исправить. Обязательно позвоню ей сегодня. Представляю, как она будет смеяться, узнав, что Петтигрю величал ее «хищной акулой капитализма». Любопытно все-таки, какой смысл он вкладывал в эти слова. Мама всю жизнь вкалывала как проклятая. Пока ее бизнес не встал на ноги, она буквально не знала отдыха и не позволяла себе никаких лишних трат. Правда, тогда рядом с ней был отец.
Если бы не его поддержка, мамины планы, скорее всего, никогда не осуществились бы. А когда она вышла на прямую дорогу, ведущую к успеху, папа оставил ее и умчался навстречу новому счастью. Заметив, что мысли мои приняли невеселый оборот, я приказала себе выбросить их из головы. Сегодня я буду наслаждаться жизнью, и ни одно темное пятнышко не омрачит моей радости.
Приехав в библиотеку, я выяснила, что добрая весть уже разнеслась по городу. Ни у кого больше не было повода распускать на мой счет слухи и сплетни, припоминая известную поговорку про тихий омут. Лилиан, вчера так умилившая меня своим доверительным тоном, сегодня вновь вернулась к своей стервозной манере общения. Меня это ничуть не расстроило. Напротив, в привычной стервозности Лилиан было что-то чрезвычайно успокоительное. Сэм Клеррик на несколько минут отвлекся от бюджетных отчетов, графиков и диаграмм и, проходя мимо, покровительственно похлопал меня по плечу.
Я принялась за работу с удвоенным рвением. Штампы на карточки я ставила так рьяно, словно этот процесс доставлял мне величайшее наслаждение, а расставляя книги, едва не танцевала меж полок. Даже принимая штрафы у читателей, задержавших книги, я была не в силах придать своему лицу выражение сдержанного неодобрения. Счастливая улыбке не сходила с моих губ. Если раньше время до обеда тянулось, сегодня оно летело как птица. Точнее, порхало как бабочка.
Телефон зазвонил в тот самый сладостный момент, когда я, поедая разогретый в микроволновке яичный рулет, листала энциклопедию знаменитых убийств двадцатого века. Стоило мне открыть этот увесистый том, мною тут же овладел знакомый азарт; я чувствовала, что книга скрывает множество интересных фактов, которые дадут мне щедрую пищу для размышления. Но телефон продолжал трезвонить, и мне пришлось, со вздохом отложив энциклопедию, поднять трубку.
На другом конце провода был мой папа.
— Как поживает моя малышка? — начал он с неизменного вопроса.
Папа терпеть не может моего имени и никогда не называет меня ни Ро, ни Аврора. Честно говоря, я терпеть не могу обращения «малышка», но мне приходится с ним мириться. Ничего более оригинального папа придумать не в состоянии.
— Все замечательно, папа, — откликнулась я.
— Ты по-прежнему ничего не имеешь против приезда Филиппа? — спросил папа, и в голосе его послышались нотки беспокойства. — Если тебе сейчас не до него, мы с Бетти Джо останемся дома.
До меня доносился взволнованный голосок Филиппа, который, судя по всему, вертелся у папы под ногами.
— Я поеду к Ро? Я поеду к Ро? — без конца повторял он.
— Почему же мне не до Филиппа? Ситуация в Лоренсетоне, слава богу, наконец пришла в норму, — радостно сообщила я.
— Полиция нашла преступница?
— Он сам явился в полицию и сделал признание. Так что всем нам не о чем больше тревожиться.
Произнеся эту фразу, я почувствовала, что не разделяю прозвучавшей в ней уверенности. Нет-нет, все сомнения безосновательны, тут же сказала я себе. Преступник больше никому не причинит вреда. А я с нетерпением жду приезда маленького братика.
— Отлично, — с явным облегчением выдохнул папа. — Тогда я привезу его сегодня часов в пять. Бетти Джо передает тебе привет и благодарность. Можешь не сомневаться, мы оба ценим твою помощь.
Еще бы вы не ценили, усмехнулась я про себя. Найти на все выходные бесплатную няньку, которая к тому же трепетно относится к своим обязанностям, не так просто.
Стоило мне повесить трубку, телефон зазвонил вновь. На сей раз это была мама. Судя по всему, между нею и папой по-прежнему существует нечто вроде телепатической связи. По крайней мере, оба моих родителя часто звонят мне один за другим. Что ни говори, они здорово дополняли друг друга. Если мама — вылитая Лорен Бэколл, папа ужасно похож на Хамфри Богарта. [15] Красотой не блещет, зато обаяние буквально лезет у него из ушей. И что особенно ценно, он словно не догадывается об этом своем обаянии. Все-таки жаль, что они расстались, украдкой вздохнула я.
Я не сомневалась: мама уже в курсе последних новостей. С первых секунд разговора выяснилось, что я не ошиблась. Маме даже было известно, что, по словам Грира, отравленные конфеты ей прислал Моррисон Петтигрю. Это признание не вызвало у нее особого доверия.
— Откуда этот тип знал, что мы с тобой обожаем именно «Лакомство миссис Си»? — спросила она. — А я предпочитаю конфеты с помадкой?
— Ну, об этом он, скорее всего, не имел ни малейшего понятия, — возразила я. — Просто начинить крысиным ядом конфеты с помадкой намного проще, чем конфеты с ореховой начинкой.
— Предположим, — неохотно согласилась мама. — И все же мне трудно поверить, что этот самый Петтигрю решил меня отравить. Мы с ним едва знакомы. Если мне не изменяет память, встречались один-единственный раз — на заседании Коммерческой палаты. Говорили о том, что в центре города необходимо проложить новые пешеходные дорожки. Он держался очень любезно и не позволил себе ни единого намека на то, что считает меня акулой капитализма. Или пиявкой, сосущей кровь из трудящихся масс. Никак не могу понять, с какой стати ему взбрело в голову избавлять мир от моего присутствия.
Да, эпизод с шоколадными конфетами получил у Бенджамина Грира не слишком убедительную трактовку, мысленно признала я. Но если он врет насчет несостоявшегося отравления, значит, может врать и насчет всего остального. А мне хочется верить, что его признание соответствует истине на сто процентов.
— Давай не будем торопиться с выводами, — предложила я. — Нам ведь не известно в точности, что именно Грир рассказал в полиции. Может, он сообщил какие-нибудь факты, которые придают смысл поступку Петтигрю.
— Кстати, твой братец по-прежнему собирается пожаловать к тебе на выходные! — спросила мама, по своему обыкновению стремительно перескакивая с одной темы на другую.
— Да, — подтвердила я. — Папа привезет Филиппа сегодня около пяти. И он останется у меня до воскресенья.
Нельзя сказать, что мама избегает встреч с Филиппом. Это было бы ниже ее достоинства. Несколько раз она даже снизошла до разговора с ним. Но когда Филипп гостит у меня дома, мама предпочитает там не показываться.
— Хорошо, я позвоню тебе вечером, — пообещала она.
В том, что она выполнит обещание, у меня не было ни малейших сомнений. Не желая больше обсуждать ни грядущий визит Филиппа, ни признание Грира, я перевела разговор на мамин бизнес. Несколько минут она оживленно щебетала, сообщая мне о своих недавних достижениях.
— Вы с Джоном не отказались от намерения пожениться? — осведомилась я.
— Сейчас мы рассматриваем все плюсы и минусы этого шага. — В голосе мамы звучала улыбка. — Обещаю, ты будешь первой, кому мы сообщим о своем решении.
— Уверена, оно будет положительным! — заявила я. — Я очень рада за вас обоих.
— Я слышала, у тебя появился новый бойфренд, — заявила мама.
Мама не всегда страдает отсутствием логики. Этой фразе никак нельзя было отказать в логической связи с предыдущим разговором.
— Кого из двоих ты имеешь в виду?
Задавая этот вопрос, я испытывала невыразимое наслаждение.
15
Хамфри Богарт (1899–1957) — известный американский киноактер; в 1944 году он женился на Лорен Бэколл, ставшей его четвертой и последней женой.