Но все это не имело значения. Она была так унижена, так расстроена и потрясена случившимся в Центральном парке, что отказалась от каких-либо гастролей почти на тридцать лет. В интервью Дайане Сойер[9] она сказала: «Я не пела и не продавала людям билеты на концерты в течение двадцати семи лет из-за той ночи… Я все время думала: “Боже, что, если я снова забуду слова?”»
В 1994 году она объявила о планах снова выйти на сцену, и ее билеты были распроданы всего за одну ночь, принеся Стрейзанд более десяти миллионов долларов. Однако по сей дей она продолжает говорить, что переживания из-за концерта в Центральном парке будут и дальше удерживать ее от гастролей, на которые она будет соглашаться только ради чего-то особенного, как, например, ради картины Модильяни, заставившей ее подписать контракт на запись специального концерта для Netflix. «Я не могу работать за деньги. Я должна работать ради чего-то, что по-настоящему люблю».
Как и многие из нас, Стрейзанд загнана в угол своим страхом. Одна мысль о том, что ее выступление могло произвести на кого-то плохое впечатление, заставила ее отказаться от концертов до конца своей жизни. Эта привязанность к прошлому, эта тревога, порожденная страхами, является одной из главных проблем всех женщин. Будто прошлое и будущее одновременно давят на нас, отдаляя не только от реальности, но и от осознания самих себя. И мы уже не можем нормально функционировать в подобном состоянии. Мы упускаем нашу жизнь. Когда мы постоянно беспокоимся о чем-то, мы перестаем жить и начинаем выживать. Мы держимся, ждем, когда тревога отпустит нас, теряя минуты, часы и дни нашей жизни.
Ответ лежал на поверхности. Хватит думать о будущем и беспокоиться о прошлом. Тревога была не чем иным как размышлениями. Неконтролируемым и стремительным мышлением. Но даже если бы я потратила годы на посещение семинаров и медитативных практик, я знала, что никогда не смогу по-настоящему остановить поток своих мыслей. Мой разум всегда находит способ блуждать в лабиринтах мрачных воспоминаний прошлого и проводить часы в очередях и залах ожиданий бессонных ночей, проецируя будущее.
Не забывайте о писателях
Я действительно верю… что все, что вам нужно знать о жизни, можно узнать из искренней и непрекращающейся попытки писать.
Чтобы изучить это настроение, мне не нужно было специально выискивать переживания, которые вызывали бы у меня беспокойство. Мне не нужно было надеяться, чтобы что-то случилось. Мне не нужно было высматривать моменты, на которых можно было бы потренироваться. Я уже находилась в эпицентре самого тревожного периода моей жизни.
Написание книги, как я быстро поняла, было ускоренным курсом по переживанию тревоги. Годы, проведенные взаперти в комнате, где передо мной не было ничего, кроме моих мыслей, моего будущего и моего прошлого. В самом начале я даже не думала о том, сколько боли мне может принести моя мечта: я купалась в волнах приятного волнения. Однако через три месяца я оказалась посреди безбрежного океана, воя, и крича, и утопая в собственных страхах. Никогда еще я не испытывала таких сильных моментов разочарования, боли и беспокойства из-за пустого места, ненаписанных страниц, скучающих в ожидании хоть каких-нибудь новостей почтовых ящиков. В душе я рыдала, мой правый глаз дергался, и я обзавелась новой привычкой жевать свои волосы. «Я не могу этого сделать, – думала я. – Я слишком много не знаю, слишком многого не вижу». Теперь я понимала, что имела в виду Джоан Дидон, когда рассказывала о процессе написания своей книги «И побрели в Вифлеем»: «Боль не давала мне спать по ночам, и поэтому на протяжении двадцати или двадцати одного часа я пила джин, разбавленный горячей водой, чтобы заглушить боль, а затем принимала “Декседрин”, чтобы джин поскорее выветрился и я смогла написать отрывок».
Только я писала не отрывок. Я сидела там часами напролет, и мне нечего было показать миру. Каждый раз, когда я садилась писать, меня охватывало беспокойство. Что, если книгу никто не купит? Что, если я никогда не смогу ее дописать? Что, если мне скажут, что мне лучше больше не писать вообще? Я сидела три часа перед открытой страницей, выходя из спальни только для того, чтобы налить себе виски. Будущее этой книги и мои прошлые неудачные попытки в написании, те юношеские истории в школе, те ужасные статьи в Интернете, буквально душили меня. Это был тот самый паралич самокопания, который не давал мне спать по ночам. Тот же страх и те же сомнения, которые заставляли меня ворочаться и ворочаться, пока Джей крепко спал рядом.
9
Дайан Сойер (