И вот теперь первую полосу «Таймс» украшал заголовок, который вполне мог сыграть для него роль надгробной плиты. В последнее время на него и так уже обрушилось несколько довольно крупных неприятностей. Подобные скандалы могли бы раздавить более слабого человека, но Коллопи выстоял, потому что повел себя решительно и хладнокровно. Именно так он собирался поступить и на этот раз.
В дверь тихонько постучали.
– Войдите, – откликнулся Коллопи.
В кабинет вошел хранитель отдела антропологии Хьюго Мензис, одетый с большей, чем обычно, элегантностью и меньшей академической небрежностью; за ним следовали руководитель отдела по связям с общественностью Джозефин Рокко и юрист музея, по иронии судьбы названная Берил Дарлинг,[3] – представитель адвокатской конторы «Уилфред, Спрэгг и Дарлинг».
Подойдя к столу, Мензис молча взял стул. Коллопи остался стоять, глядя на вошедшую троицу и задумчиво поглаживая подбородок. Наконец он заговорил:
– Причины, по которым я пригласил вас на эту незапланированную встречу, вам известны. – Он бросил взгляд на газету. – Полагаю, вы видели сегодняшний выпуск «Таймс»?
Все трое кивнули в молчаливом согласии.
– Мы совершили ошибку, пытаясь скрыть то, что произошло, даже на короткое время. Когда я занял пост директора этого музея, я сказал себе, что буду вести дела по-другому, откажусь от излишне скрытного, а подчас и параноидального стиля руководства некоторых представителей предыдущих администраций. Я знал, что наш музей – величайшее научное учреждение, достаточно влиятельное, чтобы выдержать любые превратности судьбы, любые недоразумения и скандалы. – Коллопи немного помолчал. – Но, надеясь умолчать о пропаже нашей коллекции алмазов, решив скрыть этот факт, я допустил серьезную ошибку. Я изменил собственным принципам.
– Все эти извинения перед нами, конечно, очень похвальны, – своим обычным резким тоном заявила Дарлинг. – Но почему вы не посоветовались со мной, прежде чем принять такое поспешное и непродуманное решение? Неужели вы не понимали, что это не сойдет вам с рук? Своим поступком вы нанесли серьезный ущерб репутации музея и здорово осложнили мне работу.
Коллопи постарался сохранить спокойствие, напомнив себе: музей платит Дарлинг четыреста долларов в час именно за то, что она всегда говорит одну только правду. Он поднял руку, прося внимания:
– Ваши претензии понятны. Однако мне и в самом страшном сне не могло присниться, что такое может произойти – что наши алмазы будут превращены в… – Тут голос изменил ему, и он не смог закончить фразу. В комнате повисло неловкое молчание. Коллопи сглотнул и продолжил: – Мы должны что-то предпринять. Мы должны отреагировать, причем немедленно. Именно поэтому я и пригласил вас на эту встречу. – Он вновь замолчал и прислушался к доносившимся из-за окна, с Мьюзим-драйв, крикам и призывам собравшихся там протестующих, полицейским сиренам и гудкам автомобилей.
Следующей заговорила Рокко:
– Телефоны в моем кабинете прямо-таки надрываются. Сейчас девять? Думаю, до десяти, самое позднее до одиннадцати, мы должны выступить с официальным заявлением. За все те годы, что я занимаюсь связями с общественностью, мне никогда не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным.
Мензис заерзал на стуле и пригладил седые волосы.
– Можно я скажу?
Коллопи кивнул:
– Давай, Хьюго.
Мензис откашлялся, переводя взгляд своих ярко-синих глаз на окно и обратно на Коллопи.
– Фредерик, во-первых, мы должны уяснить для себя следующее: произошла катастрофа, и с этим уже ничего не поделаешь. Ты слышишь эти крики? Сама мысль о том, что мы пытались замолчать кражу, привела людей в неистовство. Мы должны принять этот удар, принять прямо и честно. Признать свою ошибку и больше никого не вводить в заблуждение. – Он взглянул на Рокко. – Это первое, о чем я хотел сказать, и надеюсь, все со мной согласятся.
Коллопи вновь кивнул:
– А что же второе?
Мензис чуть подался вперед.
– Одного раскаяния будет недостаточно. Мы должны перейти в наступление.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы должны придумать нечто грандиозное. Сделать какое-нибудь потрясающее заявление, которое напомнит Нью-Йорку и всему миру, что, несмотря ни на что, наш музей остается одним из величайших в мире. Можно, например, снарядить научную экспедицию или запустить какой-то необыкновенный проект…
– Не слишком ли это очевидная уловка? – спросила Рокко.