– Давайте покормим лошадей! – предложила Кэт, нарвав охапку травы.
Мы прошли на конюшню. В двух стойлах из шести находились лошади, два оказались пустыми, а в последних были двое мужчин в масках и латексных костюмах – те самые, что везли карету. Один из них читал, лежа на полу, второй драил стойло щеткой, то и дело макая ее в ведро с водой.
Подойдя к лежащему «человеку-коню», Кэрри-Энн начала громко его отчитывать на французском. Тот моментально вскочил, раболепно склонив голову. Продолжая ругаться, она сняла со стены хлыст и, заставив «раба» опуститься на четвереньки, несколько раз ударила его по спине. Кэт в это время кормила травой настоящих лошадей. Я погладила жеребца темно-гнедой масти с черными хвостом и гривой. Он посмотрел большими карими глазами и ткнулся мордой мне в руку: мол, погладь меня еще.
Оставив в покое человека-коня, Кэрри-Энн подошла к нам и что-то сказала.
– Она спрашивает, умеешь ли ты ездить верхом, – перевела Кэт.
– Когда-то умела, – ответила я.
Мама была отличной наездницей, и научила меня неплохо держаться в седле. Мы жили практически в нищете – как только появлялся лишний доллар, папаша-алкоголик тут же вкладывался в очередное «выгодное дельце» и в итоге вгонял нас в еще большие долги. Но мама жить не могла без лошадей: по воскресеньям она обычно нанималась убирать какую-нибудь конюшню ради возможности иногда прокатиться верхом, и частенько брала меня с собой.
– D’accord[57], – улыбнулась Кэт. – Значит, прокатимся.
Кэри-Энн снова крикнула что-то на-французском: люди-кони подошли, чтобы оседлать настоящих лошадей и подсадить нас. Я взобралась на гнедого жеребца. После стольких лет перерыва меня вновь охватило острое, возбуждающее чувство опасности: никогда не знаешь, что взбредет в голову животному, которое весит на пару сотен килограмм больше тебя.
Подруги сели вдвоем на другую лошадь: крупная кобыла паломино[58] без труда везла их легкие фигурки.
Мышечная память не подвела: руки сами вспомнили, как работать поводьями, ноги тут же принялись подталкивать скакуна. От него уютно пахло детством. И мамой.
Ей так и не удалось вырваться из скучной, никчемной жизни – всегда что-то мешало. Собственная неуверенность, муж-неудачник, любовь ко мне. Как всякая хорошая мать, она хотела, чтобы я жила по-другому – ярче, счастливее. Лучше нее. Чтобы у меня были не только деньги на путешествия и хорошие машины, но то, что нельзя купить: любовь близких, возможность следовать за мечтой и сердце, не знающее горечи разочарований. Все, чего родители дать не смогли.
Мы въехали в лес. Солнце клонилось к закату, и стало довольно прохладно. Над головой кружил ястреб, на деревьях щебетали пересмешники. Лошади вели себя безупречно и прекрасно ориентировались в хитросплетении тропинок.
Вскоре Кэрри-Энн что-то сказала на французском, и Кэт перевела:
– Кэрри-Энн спрашивает, не хочешь ли ты услышать ее историю.
– Очень, – призналась я.
Последовал неспешный рассказ в переводе.
– Мою жену, Джиллиан, убили. Не буду вдаваться в подробности. Это сделал один отморозок. Такое случается сплошь и рядом, oui?.. Как и ты, я потеряла всякий интерес к жизни. Пила, принимала наркотики. Ходила к психиатрам, которые выписывали антидепрессанты. Однако ничего не помогало – мне становилось только хуже. Вместо того чтобы посочувствовать, друзья и близкие начали шарахаться от меня как от чумной, будто я сама во всем виновата! Твердили, что я еще обязательно стану счастливой. Жаль, никто не научил как. «Ты встретишь кого-нибудь другого», – самое последнее, что хочет услышать безутешная вдова.
Тропинка виляла между раскидистыми вековыми дубами – нам пришлось пригнуться, чтобы не удариться о ветки. Лошади, как по команде, синхронно замедлили шаг.
– В итоге я попала в больницу, а оттуда – в реабилитационный центр. Мне удалось завязать с алкоголем. Хотя, как истинная француженка, могу иногда позволить себе бокал вина. Не более. Тогда я и осознала, что все эти годы занималась саморазрушением. Все, что так любила во мне Джиллиан, растворилось в алкогольных парах.
Я начала ездить по ретритам в поисках гуру и духовных учителей. Однако ни один из них не говорил со мной о Джиллиан, о боли потери. Они обесценивали мои чувства и выносили крайне поверхностные суждения. «Отпусти прошлое и живи дальше» – вот и вся их премудрость. И никто не давал конкретных советов: как отпустить? Как смириться с несправедливостью этого мира?.. «Ты обязательно кого-нибудь найдешь». Да пошли вы! Я уже нашла. На кладбище.
58
Паломино – соловая масть лошадей, которая характеризуется золотисто-желтым окрасом туловища, почти белыми гривой и хвостом.