И люди стали насмехаться над щипцами.
Однако судья, погрузившись в размышления, все-таки разгадал уловку монаха. Купец получил обратно свое золото, а монах был наказан. Но после этой истории щипцы, казалось, почувствовали отвращение к людям и перестали помогать вершить правосудие. Они никогда больше не сжимают рук тяжущимся, даже если те заведомо лгут[129].
Бирманская, 72, 106
158. Божий суд
Есть город Шалипура, в нем жил купец Шалига с женой Джаликой. У них был сын Гункара, женатый на Шриядеви. А Шриядеви состояла в связи с купцом Субддхи. Несмотря на то что об этом уже появился слух в народе, влюбленный в нее муж ничего слушать не хотел [...]
Однажды свекор застал Шриядеви спящей с любовником. Она почувствовала, что свекор снял с ее ноги браслет. Тогда она отпустила любовника, привела мужа и легла спать с ним. Потом она разбудила мужа и сказала: «Твой отец снял у меня с ноги браслет и унес». Муж ответил: «Завтра я сам у отца возьму его и верну!» Гункара, ругаясь, потребовал у отца браслет. Отец сказал: «Я взял браслет, потому что увидал твою жену спящей с чужим мужчиной». Жена возразила: «Я спала с твоим сыном.
Готова хоть божьему суду подвергнуться. Тут в северней части деревни есть изваяние якши[130]. Я пройду между его ног. Известно, что, кто прав, тот может пройти между ног статуи». Свекор согласился.
Неверная жена еще до наступления дня отправилась к любовнику и сказала ему: «Милый, сегодня утром я во божьему суду буду проходить между ног статуи якши. Ты приди к статуе, изобрази помешательство и бросься обнимать меня». Тог согласился, и она вернулась домой.
Утром она собрала весь народ, взяла цветов, невыколосившихся злаков и прочее, пошла к храму якши, совершила омовение в ближайшей реке, и, когда пришла совершить моление, ее любовник по уговору, как одержимый бесом, охватил ее за шею руками. «Ах, что же это такое?» — вскричала она и пошла опять омываться. Люди схватили бесноватого за горло и удалили оттуда. Жена, омывшись, подошла к статуе якши, принесла в жертву цветы, благовония и прочее и сказала во всеуслышание:
«О досточтимый якша! Если ко мне когда-нибудь прикасался какой-либо мужчина, кроме моего мужа и этого бесноватого, то пусть не пройду я между твоих ног». С этими словами она на глазах всего народа прошла между ног якши. И якша стоял неподвижно, одобряя про себя такую сметливость. Все стали ее хвалить, говоря: «Вот верная жена». И она пошла домой.
Индийская, 88, 221
159. Слон и заяц
Жил-был слон. Он обрабатывал свое поле и кормился урожаем с него. Однажды на поле пришел заяц, собрал весь урожай и хотел его унести. Но слон поймал зайца и сказал ему:
— Ах, заяц, ах, разбойник, зачем ты уносишь мою еду?
— Причем тут еда? — ответил заяц. — Ты посмотри сначала на поле. Чье это поле?
— Это мое поле, — ответил слон.
— Ты лжешь, слон, — сказал заяц, — поле принадлежит мое. Это знают все. Даже богу это известно.
— Ладно, — сказал слон, — завтра это дело будет разбираться. Слон отправился собирать всех зверей: львов, гиен и диких свиней. А заяц ночью пошел к обезьяне и сказал ей:
— Завтра я буду судиться со слоном. Пойди заберись на высокое дерево. Ты будешь изображать бога. Как только я произнесу слово «бог», ты скажи: «Это правда, поле принадлежит зайцу.
Потом заяц пошел к термиту[131] и договорился с ним о том же.
Рано утром явился слон в сопровождении множества зверей.
— Полюбуйтесь-ка, — сказал он им, — вот этот заяц собирал урожай с моего поля.
— Это мое поле, — возразил заяц. — Бог знает это.
Едва он произнес эти слова, как обезьяна с дерева крикнула:
— Да, это правда!
Все посмотрели вверх на дерево, но никого там не увидели и сказали друг другу:
— Бог подтвердил, поле принадлежит зайцу. И термит сказал тихо:
— Да, это правда.
Тут звери сказали слону:
— Поле действительно принадлежит зайцу. А тебе, слону, нечего здесь делать. Уходи в лес.
С тех пор и до нынешнего дня слон терпеть не может зайца. А обезьяна и термит, напротив, очень с ним дружат[132].
Диго, 145, 23
III РАССКАЗЫ О ПРИГОВОРАХ
О НАКАЗАНИИ ВИНОВНЫХ И ПООЩРЕНИИ ПРАВЫХ
129
Сходный сюжет был использован Сервантесом в «Дон-Кихоте» (см. вступительную статью). Одну из мусульманских версий суда, связанную с именем царя Давида, отца Соломона, описывает А. Н. Веселовский. Речь идет о чудесной трубе: кто, прикоснувшись к трубе, вызовет звон, тот прав. Однажды к Давиду на суд пришли два человека. «Один жаловался, что другой взял у него жемчужину и до сих пор не возвращает. Но ответчик утверждал, что он ее отдал». Труба подтверждает правдивость каждого. После нескольких проб Давид заметил, что ответчик отдавал свою трость истцу всякий раз, как прикасался к трубе. Он догадался, что в этой трости и была спрятана жемчужина [4, 73].
130
Якши — полубожественные существа; согласно легенде, они служат богу богатств Кубере и способны принимать любой облик.
131
Заяц старается заручиться поддержкой термита, потому что его постройки находятся па поле и он считается сведущим в земельных вопросах.
132
См. № 141 и примеч. к нему; там хитрость мнимого «бога» наказывается. Несомненно, подобные сюжеты об обращении к деревьям как к божествам или духам отражают обычаи обожествления деревьев, существовавшие в древности у многих народов мира. Дж. Фрэзер посвятил этой теме целую главу своей «Золотой ветви» («Поклонение деревьям»). Приведенные здесь сказки отражают более современное, уже малопочтительное и даже юмористическое отношение к древним поверьям. Интересно в этом смысле сравнить кхмерскую легенду «Преданно о Та Каеу и Та Тыне» и вьетнамскую сказку «Тигр, охотник и заяц», которые в данном сборнике не приводятся из-за недостатка места. Во вьетнамской сказке хитрец заяц вызывается помочь охотнику и под большим баньяном изображает горного духа Янгконга. Когда охотник с тигром приходят к нему на суд, он дает каждому по стреле и предлагает пустить друг в друга, чтобы узнать, кто прав, кто виноват.
« — Не согласен, — зарычал тигр. — Охотник он на то и есть, чтобы метко стрелять. Наверняка он в меня попадет, и тогда мне конец.
Янгконг рассмеялся и сказал:
— Не бойся, тигр. Эти стрелы волшебные: они никогда не поразят тебя, если ты не виноват» [37, 164].
Охотник пользуется возможностью и убивает тигра. Между тем не прав в конфликте был, без сомнения, он. Интересно здесь то, что сказка юмористически, в каком-то смысле даже пародийно, переосмысливает ситуацию легенды, известной по 'кхмерскому сборнику. Там бог Индра, к которому апеллирует судья, совершает чудо всерьез: «одна стрела ушла высоко в небо, а другая вонзилась в грудь» виновного [71, 178].