Прибыв на место, они угодили в самую гущу событий. Вместе с Ноэль-Бэйкером и другими сотрудниками Нансен сразу принялся за устройство пунктов питания. Но надо было возможно скорее распланировать дальнейшую работу. Подняли на ноги Красный крест, «Помощь Ближнему Востоку» и ряд других обществ помощи. В Смирне американский консул уже успел сделать очень важное дело: договорился с турецкими властями о том, что греческим судам разрешено будет под нейтральным флагом начать перевозку беженцев в греческие гавани. Прибывшая нансеновская группа за короткий срок освободила город от остальных беженцев, которые находились в самом бедственном положении, поскольку бежали, побросав все свое имущество.
Нансен спас 156 тысяч греческих беженцев, скопившихся в Малой Азии, переправив их в Грецию, а из Константинополя он отправил по домам 10 тысяч беженцев, чтобы они собрали богатый урожай, который впопыхах бросили на корню. На большие острова Самос и Хиос Нансен послал продовольствие и тем предотвратил голод в этих отдаленных районах. Но не все опасности были позади. Среди беженцев свирепствовали холера, оспа и тиф. Из тех 27 тысяч греков, которые приехали из Константинополя, умирало, по рассказам самого Нансена, по 500 человек в неделю. В сотрудничестве с эпидстанциями, Красным крестом и другими организациями за короткое время удалось сделать профилактические прививки более чем миллиону беженцев.
В октябре Нансен созвал съезд всех организаций помощи для выработки единой тактики, чтобы не было разнобоя в работе. Его предложение было принято. По условиям перемирия от 11 октября Восточная Фракия переходила к Турции, и когда Бэйкер и Нансен прибыли туда в середине месяца, население как раз было оповещено о приближении турецких военных частей из Малой Азии. Кемаль-паша дал греческим крестьянам 42 дня сроку, чтобы очистить страну. Греческие крестьяне, не очень сведущие в грамоте, решили, что им дается на сборы 24 часа. Кое-как, впопыхах погрузили они все самое необходимое на ослов и арбы, запряженные волами, и сотни тысяч греков повалили на запад, на родину. Они бросили неубранный урожай, хотя хлеб на полях уже созрел. Нансену сразу пришла идея: он решил скупить у крестьян весь урожай и нанять пароход, чтобы перевезти его в Грецию, где он, конечно, весьма пригодится. Он немедленно телеграфировал греческому правительству: «Согласны вы дать мне денег на эту затею?» Через шесть часов он получил ответ из Афин: «Мы предоставили в ваше распоряжение четверть миллиона фунтов через банк в Константинополе. Через четыре дня в ваше распоряжение поступит еще два миллиона фунтов на необходимые расходы». За шесть часов Нансен раздобыл несколько пароходов и погрузил на них греков. Правда, все могло бы пройти гораздо организованнее, если бы крестьяне согласились отложить свой отъезд на несколько часов.
Спустя несколько недель Нансен и Бэйкер приехали в Афины и предложили министру иностранных дел испросить заем у Лиги наций на устройство греческих беженцев на родине. При этом Нансен попросил министра ознакомиться с составленным им меморандумом. «Само собою разумеется,— ответил министр,— на каких вам угодно условиях».
Снабженный полномочиями греческого правительства, Нансен отправился в Константинополь на греческом военном корабле. Едва он успел высадиться на берег, как к нему обратился британский посланник с просьбой уделить ему время для беседы. Он получил от британского правительства уведомление, что три великие державы — Англия, Франция и США, участницы мирной конференции в Лозанне[205]— высказали пожелание, чтобы Нансен взял на себя переговоры с греческим и турецким правительствами об обмене военнопленными. Нансен немедленно приступил к переговорам с турецким правительством.
Первая попытка закончилась неудачей, но Нансен не сдавался. Он поручил Руверу и Эрику Колбану, которые прибыли в Константинополь помогать ему в делах, составить проект договора об обмене людьми между Турцией и Грецией. Затем все вместе отправились в Афины.
Уже при входе в Пирейскую гавань их встретила та же безотрадная картина — нескончаемый поток беженцев. Город был наводнен ими; Железнодорожные вокзалы превратились в ночлежки. Бездомные люди располагались повсюду — на улицах, в парках, спали прямо под открытым небом; большей частью это были женщины, дети и старики. Колбан спросил у Нансена, неужели он всерьез думает заняться этим безнадежным делом.
«Ответ его был весьма характерен,— рассказывал потом Колбан в своих воспоминаниях.— Он, мол, и рад бы отказаться от этого поручения, но ведь кому-то все равно придется этим заняться. Пока не найдется другого, он будет продолжать».
Переговоры в Афинах прошли без всяких осложнений. Правительство с большой готовностью приняло все предложения. За завтраком на загородной вилле королевской четы король Георгий выразил Нансену от своего имени и от имени всего народа благодарность и вручил ему большой греческий крест в знак признательности за все, что он сделал для его страны.
Во второй половине дня Нансен пожелал посетить Акрополь. Он с удовольствием пошел бы один, но директор реставрационных работ считал своим долгом лично все показать Нансену. Он развлекал отца рассказами об истории почтенных руин, а это требовало времени. Отец старался возможно дольше сохранить заинтересованный вид, но постепенно пришел в совершенное отчаяние. Под конец Эрик Колбан, бывший в числе экскурсантов, взял на себя не в меру любезного директора, и отец смог побродить по Акрополю и помечтать в одиночестве.
Спустя несколько дней он уже был на пути в Лозанну, сопровождаемый представителями Турции и Греции, и вез туда собственное предложение относительно обмена беженцами.
«Благодаря его усилиям было достигнуто наконец соглашение»,— говорит Ноэль-Бэйкер.
План Нансена заключался в том, чтобы обменять еще остававшихся в Малой Азии греков на турок, которые проживали на греческой территории. Поскольку речь шла о полутора миллионах греков и 400 тысячах турок, то предложение казалось на первый взгляд невыполнимым. И действительно, этот план встретил сильное сопротивление, однако Нансен в основном добился своего, и через полгода величайшее переселение народов нашего времени было завершено.
Комиссия в составе четырех греков, четырех турок и трех представителей нейтральных стран должна была организовать обмен. Советник шведского посольства Эрик Э. Экстранд, руководитель шведской миссии Красного креста в Самаре, стал первым председателем этой комиссии.
Туркам предоставили возможность селиться в бывших греческих усадьбах, которые не пострадали от военных действий. Куда сложнее было положение греческого правительства, которому предстояло разместить в разоренной войной стране с населением в четыре миллиона еще полтора миллиона человек. Нансен предвидел возможные трудности и заранее разработал программу размещения репатриантов. Сперва он провел эксперимент в Западной Фракии. С помощью Проктера 10 тысяч беженцев из Малой Азии были размещены в 15 фракийских деревнях. Большинство занялись земледелием и стали поднимать целину, а кое-кто насаждал новые промыслы — шелкопрядение, изготовление ковров и разведение табака. Уже через год все были в состоянии прокормить себя и начали выплачивать долг.[206]
«Раз мы смогли справиться с десятью тысячами, значит, управимся и с миллионом»,— сказал Нансен.
Между тем нужно было изыскать средства к существованию и жилища для остальных беженцев. А у греческого правительства не хватало на это средств. Американское общество Красного креста в течение всей первой зимы частично содержало 800 тысяч человек, но этого было мало. Тогда по предложению Нансена был объявлен международный заем на сумму в 12 миллионов фунтов, обеспечиваемый греческим правительством и самими беженцами. Последнее выглядело довольно странно, и поэтому не приходится удивляться, что многие ответственные политические деятели сочли это предложение нереальным. Но когда заем был реализован в Лондоне, сумма неожиданно превысила объявленную в 20 раз.
205
206
Здесь явная идеализация — краткосрочность предоставляемого беженцами кредита, который, к тому же, давался под большие проценты, а также крупные накладные расходы, лежавшие целиком на беженцах, и вообще тяжесть условий переселения и устройства, тем более что беженцам выделялись самые плохие участки земли, весьма отрицательно сказывались на их жизненном уровне.