Что касается Белоруссии, то характер действий различных сил в отношении еврейской собственности и мест проживания населения в течение трех периодов погромов в регионе отличался определенными особенностями. Так, при оккупации Белоруссии в 1919-1920 гг., главным образом при отступлении польских войск летом 1920 г., осуществлялся поголовный грабеж и вывоз еврейского имущества, а затем — поджоги местечек и городов и уничтожение оставшегося. И это — при небольшом числе убитых, т.к. в войсках использовалась тактика «выборочных репрессий» (см. убийство семьи Геклеров в г. Бобруйске[17]). Все это служило целям, с одной стороны — держать в страхе еврейское население оккупированных районов, при уходе — оставить опустошение в местах нахождения потенциального “неприятеля”, а с другой — погасить любую возможность проявления недовольства в войсках, действовавших на чужой территории, предоставляя им право на грабежи. Кроме того, частично действия польских войск объясняются и отсутствием достаточного контроля над ними со стороны командования.
При вторжении в Белоруссию из Польши отрядов Ст. Булак-Балаховича — Б. Савинкова осенью 1920 г. занятие городов сопровождалось двух-трехдневными «неслыханными грабежами», уничтожением еврейской собственности, массовыми убийствами и изнасилованиями. Только на таких условиях балаховцы соглашались принимать участие в боевых действиях[18].
К особенностям бандитизма в Белоруссии в 1921 г. следует отнести его погромный характер, когда многочисленные банды (участники антисоветских мятежей, остатки отрядов Балаховича, дезертиры, уголовные элементы и др.) при широком участии местного крестьянства уничтожали еврейскую собственность и самих евреев, грабили и сжигали их имущество[19]. Местное крестьянство все активнее присоединялось к учиняемым погромам.
В результате акты вандализма, идущие рука об руку с убийствами в Белоруссии — и в большей степени на Украине, вырастали в уничтожение самих мест традиционного проживания еврейского населения. Как следствие — ликвидировалась сама возможность дальнейшего проживания евреев в этих районах, и они «выдавливались» с данных территорий, спасаясь в крупных уездных городах, которые лучше контролировались региональными властями, или, как это происходило на Украине, бежали в места, где существовала система еврейской самообороны.
Еще одной из особенностей погромов 1918-1922 гг., придававшей им массовый характер, явилась многочисленность их исполнителей. Свидетельства опросов о погромах, представленные в сборнике, позволяют посмотреть на вопросы насилия «изнутри» и по-новому взглянуть на проблему определения исполнителей погромов, провести их свидетельское опознание. Находясь «внутри» погрома, очевидцы не оперируют классовыми категориями для их описания — «петлюровцы», «белые», «красные» (хотя и это имеет место), а указывают конкретных исполнителей — особо выделяются определенные взводы, роты, батальоны, полки и т.д., в первую очередь — в армии УНР, затем — в Белой, Красной и Польской армиях и соединениях Ст. Булак-Балаховича — Б. Савинкова. В результате документы сборника подтверждают тезис об иррегулярном характере большей части вооруженных сил и движений, участвовавших в Гражданской войне, т.е. отсутствии у них постоянной организации, прохождения службы и обучения; свидетельствуют о процессах деградации, которые их глубоко затронули (массовое мародерство, самоуправство, бандитизм и т.д.), как это происходило, например, с подразделениями армии УНР, Белой армии. Кроме того, большинство вооруженных сил и движений создавалось на основе широкого привлечения местного крестьянства, а также казачества (у белых и красных) и северо-кавказских народов, демонстрировавших свойственные им традиционные стереотипы поведения в условиях такой «неправильной» войны, какой была Гражданская. У большинства из этих сил характер действий по отношению к еврейскому населению формировался в ходе войны на основании этнических стереотипов, существовавших в их регионе, районе, среде. Последнее положение касается и познанских соединений Польской армии.
На Украине, кроме различных армейских подразделений, огромный урон еврейскому населению нанесла атаманщина. Она включала атаманов, имевших официальные мандаты и поддержку руководства УНР при создании вооруженных отрядов. Наиболее мятежные из них покидали армию, предпочитая действовать автономно и вступая во взаимодействие по мере необходимости с войсками УНР или иными властями[20]. Характерной чертой атаманщины являлось установление контроля партизанских командиров над различными районами Украины (как правило, тяготевшими к их родным местам). Так, в 1920 г. они контролировали огромные территории Украины: например, Трипольский, Чернобыльский, Житомирский, Таращанский районы; районы Умани, Сквиры, Погребища, Радомысля и др. находились под властью различных атаманов[21]. Активное участие в погромах приняли также члены мощного крестьянского восстания марта-августа 1919 г. под руководством Григорьева, выдвигавшего антисемитские лозунги, и в меньшей степени — крестьянского движения во главе с Махно, разворачивавшегося в районах со сравнительно небольшой плотностью еврейского населения, в то время как сам Махно стремился поддерживать его интернациональный характер[22]. Активными действующими лицами погромов являлись также командиры (самопровозглашенные атаманы) и участники многочисленных небольших партизанских отрядов, являвшиеся частью украинского крестьянского движения, примыкавшие к ним обыкновенные бандиты и широкие массы крестьянства.
18
Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001. С. 442-443; ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 2. Д. 18. Л. 51.
22
Впрочем, как свидетельствуют материалы сборника, при продвижении в районы Украины с большей плотностью еврейского населения они также принимали энергичное участие в погромах.