Подтверждением этих выводов, а также попыткой выявить какие-либо закономерности в человеческих потерях в ходе погромов явились результаты обследования киевской комиссией Евобщесткома (лето 1921 г.) местечка Печара Брацлавского уезда на Украине. В ходе погрома, который прошел в местечке 12 июня 1919 г., среди 133 погибших оказалось 19 чел. в возрасте от 1 года до 15 лет; 8 жертв — в возрасте 16-20 лет; 75 чел. — от 21 до 55 лет; 19 убитых — от 56 до 69 лет, а 17 погибших — от 70 лет и выше[40].
Собирателями «архивов погромов» были также предприняты попытки определить процентный состав участников погромов, главным образом на Украине. Согласно подсчетам одного из них, Н. Гергеля (Отдел помощи погромленным при РОКК на Украине, затем — Ostjüdiches Historisches Archiv), 39,9% от общего числа погромов приходилось на войска Директории, 24,8% — на различные партизанские отряды и банды, 17,2% — на воинские соединения Белой армии, на Красную Армию — 8,6% погромов, на отряды атамана Григорьева — 4,2%, на Польскую армию — 2,6%, на прочих участников — 2,7%[41].
Идеологизация погромов.
Идеологизация погромов является тем новым элементом, который вписывает их в известные формы насилия XX в. Это вызывает у историков стремление определить их место и сравнить с другими проявлениями этнического насилия XX в.
В условиях крушения традиционных ориентиров и упадка законной власти в регионах население было охвачено той тревогой, признаки которой хорошо знакомы историкам, занимающимся кризисными периодами. Эта тревога, беспокойство находили выражение в поисках реальной или мнимой угрозы, представляющей, как казалось, опасность самому существованию населения. Условия Гражданской войны порождали самые иррациональные слухи, которые использовали на первый взгляд убедительные объяснения непонятным вещам, указывая на источник опасности, якобы угрожавший обществу. Только учитывая сказанное, можно подойти к вопросу о появлении широко распространенного с 1919 г. на Украине мифа о «жидокоммуне», лозунга «бей жидов, потому что они коммунисты»[42]. Этот лозунг имел свою конкретно-историческую предысторию, иллюстрирующую эволюцию конфликта: от появления слухов до «опознания» населением источника опасности (к каковому были отнесены евреи)[43], а затем — к «необходимости» устранения источника опасности, что нашло отражение в формировании различного вида лозунгов: «бей жидов и коммунистов», «бей жидов, долой коммуну» и др.[44] В 1919-1921 гг. подобные лозунги возникали и в Белоруссии, и в России. Они представляли собой расхожий элемент народной идеологии, обеспечивая мотив для действий погромной толпы и одновременно «назначая» еврейское население ответственным «за все», что происходило в регионах в период Гражданской войны.
Следующий элемент в идеологизации насилия в эти годы был выделен израильским ученым А. Гринбаумом в его статье по историографии погромов. «В некоторых отношениях, — пишет о погромах Гражданской войны Гринбаум, — в особенности с тех пор как убийства стали иногда осуществляться как разновидность “национального долга”, без обычных грабежей — они сопоставимы с Холокостом...»[45]
Такие случаи в период войны были редкостью: погром, как правило, сопровождался грабежом. Однако документы также рисуют погромы, характерные для Украины, где одна часть солдат в ходе погрома только грабила, а другая — занималась только убийством еврейского населения, объясняя этот факт «высшими» соображениями. В одном из наиболее кровопролитных погромов в г. Проскурове Подольской губ. (февраль 1919 г.) командир Запорожской казацкой бригады им. С. Петлюры Украинского республиканского войска атаман И. Семесенко предложил своим солдатам рассматривать погром как «национальный долг»: перед его началом он произнес речь, где заявлялось, что «самыми опасными врагами украинского народа и казаков являются жиды, которых необходимо вырезать для спасения Украины и самих себя». Кроме того, «он потребовал от казаков, что они выполнят свою священную обязанность и вырежут еврейское население, но при этом они также должны поклясться, что они жидовского добра грабить не будут»[46] (за 3,5 часа в городе было убито около 1650 евреев, в том числе дети разного возраста, включая грудных младенцев)[47].
41
См.: Gergel N. Di pogromen in Ukraine in di yorn 1918-1921. S. 240. См. обсуждение подсчетов H. Гергеля у канадского исследователя X. Абрамсона: Abramson Н. Jewish Representation in the Independent Ukrainian Governments of 1917-1920 // Slavic Review. N 3. Vol. 50. 1991. P. 547-548.
42
См., например, анкеты по м. Шпиков, г. Брацлав (Украина): ГА РФ Ф. Р-1339. Оп. 2. Д. 18. Л. 39-40, 43.
43
На «этапе слухов» в украинских деревнях в 1918 г. говорили (после первого знакомства с большевиками), что евреи «хотят верхом їхати, хотят завязать нас в мішок»; при гетмане Скоропадском и в присутствии австро-германских войск евреев обвиняли в том, что они «привели німців, вони з ними як два пальци». В 1919 г., когда бандиты спрашивали, есть ли в местечке коммунисты, был ответ: «У нас повне местечко з жидами-коммунистами». См.: ГА РФ Ф. Р-1339. Оп. 2. Д. 18. Л. 51.
45
Greenbaum A. Bibliographical essay // J. Klier and Sh. Lambroza, eds. Pogroms: Anti-Jewish Violence in Modem Russian History. Cambr., 1992. P. 380.
47
Современная историография приводит следующие цифры погибших в проскуровско-фильштинском погроме: в г. Проскурове их насчитывалось 1650 чел. (1200 убитых и 300 умерших от ран позднее), а в м. Фильштин, куда направились казаки Семесенко после погрома в Проскурове, — 485 погибших. См.: Украина // Краткая еврейская энциклопедия. Т. 8. С. 1221.
Гиллерсон в публикуемом в сборнике докладе насчитывает в проскуровском погроме свыше 1500 чел. убитыми, а в фильштинском — 600 жертв (485 чел. было убито в ходе погрома и свыше 100 умерли от ран позднее).