Следствием признания прав японцев на собственную культуру является решение начать воспитание местного, японского духовенства. Начало этому было положено куратором в первый же приезд. Как уже говорилось, он основал ряд учебных заведений, куда принимались японские юноши.
С целью скорейшего претворения в жизнь принципов новой политики Валиньяно в 1580 году пишет трактат «Предупреждения и предостережения по поводу обычаев и нравов, принятых в Японии».[14] Фактически это свод правил поведения для священников. Он написан на португальском языке, и это не было случайностью — большинство миссионеров были португальцами.
Луис Фройс, отчасти выразивший и официальную точку зрения, так оценивает появление трактата:
«Оставил также падре и наставления по поводу того, каким образом мы должны относиться к обычаям и церемониям, и о том, как принято вести себя в этих землях. Вещь весьма нужная для самих японцев, чтобы знали они, как жить в наших домах и чтобы мы могли лучше с ними сосуществовать: потому как немаловажно, чтобы мы в их глазах были достойными уважения. Из-за того, что обычаи и церемонии этих земель так отличаются и даже противоположны принятым в Европе, у нас до сих пор не было предписаний насчет того, как мы должны себя вести в их отношении, были помимо определенного замешательства, вызванного этой ситуацией, и другие, нежелательные следствия нашего незнания их обычаев и традиций, провоцирующие некоторые разногласия во взглядах и ограничивающие плодотворность наших усилий. Все это — из-за противоречий в их и наших обычаях. Он распорядился, чтобы мы во всем придерживались присущего японцам и принятого в Японии образа действий. Для этого он изложил некоторые предостережения, с помощью которых мы должны будем ознакомиться с обычаями и манерами поведения. И благодаря им, а также правилам, которые он нам оставил, чтобы хранились в каждом нашем доме и каждом приходе, чтобы достичь единообразия, а также благодаря их изучению, возрастет во много раз сплоченность усилий среди нас и плоды, и почитание Святого закона среди японцев».[15]
Подчеркнем, что цель Валиньяно заключается не в описании церемоний, а в оптимизации процесса завоевания достойного места в структуре японского общества. Размышления над этой проблемой приводят автора к сравнительному сопоставлению культуры общения и быта японского и христианского миров. И поскольку это сравнение — одна из первых попыток такого рода осуществленная средневековым европейцем, непосредственно знакомым с японской культурой, то этот материал в наших глазах приобретает особую ценность.
Франсиско Ксавье
ПИСЬМО В ШТАБ-КВАРТИРУ ОРДЕНА. Кагосима, 5 ноября 1549 года
Да пребудет с нами всегда благодать и любовь Господа нашего Иисуса Христа. Господь Бог своей бесконечной милостью привел нас в Японию. В день святого Иоанна[16] после полудня, года 1549, взошли мы на корабль в Малакке, с тем чтобы попасть в эти [японские] земли на судне одного купца язычника, китайца по национальности, который предложил капитану Малакки[17] доставить нас в Японию. Бог одарил нас милостью своей, дав нам очень хорошую погоду. Но поскольку язычниками зачастую движет непостоянство, то после отплытия капитан [корабля] изменил свои планы и не захотел плыть в Японию, высадившись без необходимости на островах, о которых мы говорили. Более всего в этом путешествии нас волновали две вещи: первое — видеть что мы не воспользуемся хорошей погодой, которую нам даровал Бог, помимо этого, сезон поездок в Японию заканчивался, и мы были бы принуждены провести зиму в Китае, ожидая погоды;[18] второе — продолжительные и многочисленные обряды и пожертвования, которые капитан и другие язычники посвящали идолу, которого везли с собой на корабле, и мы не могли запретить им это. Много раз они кидали жребий, спрашивая, можно ли плыть в Японию или нет, и долго ли будет дуть нам попутный ветер, и иногда, как они [язычники] нам говорили, расклад был благоприятным, а иногда — неблагоприятным, и сами они верили [жребию]. В ста лигах[19] от Малакки, по пути в Китай мы высадились на острове, где смогли убедить их [отправиться в Японию], они [запаслись] дополнительной древесиной, необходимой для [плавания по] бурным водам Китайского моря; сделав это, они снова стали кидать жребий и, принеся сначала множество пожертвований идолу и отслужив множество молебнов, спросили, будет ли нам попутный ветер или нет, и ответ был однозначен, что будет нам хорошая погода и что не должны мы более мешкать. И тогда подняли мы якоря и натянули парус — и все были очень рады: язычники — веря идолу, которого везли с собой и которому выказывали глубокое почтение, зажигая подле него свечи и окуривая его благовониями, а мы — веруя в Бога, творца неба и земли, в Иисуса Христа, сына его, любя и служа которому, мы отправились в эти края, чтобы приумножить святую веру в него. По пути [язычники] снова решили кинуть жребий и спросить у идола, должен ли был корабль, на котором мы плыли, повернуть обратно в Малакку, и ответ был, чтобы ехали в Японию, а не возвращались в Малакку. И тут возникло в них желание не ехать в Японию, а перезимовать в Китае, дожидаясь следующего года. Чего только не довелось нам претерпеть в этом плавании, ведь [решение вопроса] ехать нам в Японию или нет, было в руках дьявола и его слуг потому как те, кто командовал и управлял кораблем поступали только так, как он [дьявол] через жребий им говорил.
14
17
18
Из-за сильных северных ветров, дующих с декабря по март, и южных, дующих с июля по октябрь, движение кораблей с материка в Японию и обратно в эти периоды было сильно затруднено. Торговцы отплывали из Гоа в апреле и прибывали в Японию в августе. Поздней осенью или в начале зимы они отплывали обратно.