«Что кофе на Яве, как это было и на Цейлоне, придет к упадку, только вопрос времени, – писал Эдвин Арнольд в 1886 году. – На многих плантациях от деревьев остались одни ветви; они, правда, полны ягод, свежих и зеленых, но скоро эти ягоды почернеют и опадут». Арнольд был прав: вскоре этот изначально кофейный регион перешел на выращивание чая.
Другим следствием эпидемии кофейной ржи стал лихорадочный поиск более устойчивых к заболеванию видов кофе, чем распространенный сорт «арабика». Дикорастущий «coffea liberica», обнаруженный в африканской Либерии и поначалу казавшийся многообещающим, тоже не устоял перед ржой, уступал «арабике» по урожайности и так и не приобрел популярности, несмотря на приличные вкусовые свойства. «Coffea canephora», который в сыром виде жевали угандийские племена, белые колонизаторы обнаружили в Бельгийском Конго; этот сорт – один из первых производителей назвал его «робуста» – оказался выносливым20, урожайным и хорошо рос на небольшой высоте в условиях высокой влажности. Хотя сорт «робуста» имел чрезмерно резкий вкус и содержал вдвое больше кофеина, чем «арабика», ему была уготована заметная роль в будущем.
Несмотря на опустошительную эпидемию hemileia vastarix, мировое производство кофе продолжало расти. В значительной мере его стимулировал безграничный кофейный рынок Северной Америки. Если англичане теперь пили чай, то мятежные колонии поглощали все больше черного напитка, призванного питать знаменитую американскую предприимчивость. В конце XIX века США потребляли почти половину мирового урожая кофе.
Глава четвертая
Кофе и мир
Возьмите отборный кофе с насыщенным вкусом и ароматом, тщательно приготовьте… и у вас получится густой, изысканный, восхитительный напиток. Предложите его рядовому потребителю кофе, и он скажет: «Это не то». Потом возьмите тот же кофе, кипятите, пока не исчезнет вкус и аромат, и предложите полученное черное пойло тому же человеку. Теперь он будет пить с удовольствием, приговаривая: «А! Вот это кофе!»
Первая мировая война во многих отношениях знаменовала начало современного мира. Она поставила массовое убийство на технологическую основу и вызвала к жизни термин «военный невроз». Вместе с тем она способствовала развитию глобального мышления и международной торговли. Если говорить о людях кофейного мира, то для них война обернулась ориентацией Латинской Америки на Соединенные Штаты как на самого надежного покупателя и появлением поколения ветеранов, пристрастившихся пить кофе – пусть даже самый плохой.
Пока Европу терзала первая массовая бойня новой эпохи, американские ростеры воспользовались преимуществами сложившейся ситуации. Перед войной почти половина мирового кофе проходила через порты Гамбурга и Гавра, а также (в несколько меньших объемах) Антверпена и Амстердама. Поскольку значительную часть плантаций и кофейного экспорта Латинской Америки контролировали немцы, лучший товар обычно доставался немецким импортерам. Кроме того, европейцы охотно платили больше за хороший кофе, а американцы довольствовались менее качественным. С началом Первой мировой войны положение изменилось.
До этого времени основная часть кофе прибывала в порты США на иностранных судах. Законы, призванные поощрить развитие фактически не существовавшего американского торгового флота, постоянно откладывались, и США сильно зависели от чужих кораблей. С открытием военных действий многие суда под флагами воюющих стран были вынуждены оставаться в портах из соображений безопасности. Спешно принятый временный закон разрешил приписывать иностранные суда к американскому регистру. Фирмы, которые никогда не занимались перевозкой кофе, например W. R. Grace & Company, делавшая бизнес на доставке гуано (удобрение на основе птичьего помета) из Латинской Америки, стремительно бросились в новое дело.