В воспоминаниях ещё одного нашего земляка Виктора Юшкова, чьё детство пришлось на шестидесятые годы, упоминаются некоторые из этих названий. Я думаю, они будут понятны не только жителям посёлка, но и тем, кто регулярно приезжает к нам на рыбалку:
«Созимский пруд достаточно большой, местами заросший по берегам, со своим неповторимым запахом, всегда привлекал детей. Мы в нём купались и удили рыбу, он был для нас приветливым и желанным в хорошую погоду, а в плохую мы туда и не ходили. Родители наши обычно были в делах и заботах, а мы были предоставлены сами себе и проводили свой досуг в меру своей изобретательности.
Как-то мне, двенадцати- или тринадцатилетнему, понадобилось перегнать лодку, обычную вёсельную плоскодонку, от Кордона до старого стадиона, где мы всегда её ставили. А на Кордоне она оказалась потому, что накануне, возвращаясь с рыбалки на Великополке, поленился махать вёслами против ветра и волн. С Кордона до стадиона расстояние метров четыреста. (Это я сейчас в Интернете прикинул по карте.)
Итак, вёсел с собой из дома я не взял, тащить не захотелось. Даже и ключ от лодочного замка не взял, но замок был такой, от честных людей, я его умел руками открывать. Нашёл подходящий кусок доски и отправился в путь. На дне лодки перекатывалась большая жестяная банка для вычерпывания воды, лодка слегка подтекала. Так как я любил себя воображать каким-нибудь персонажем из приключенческих книг, то мне доставляло удовольствие грести доской вместо вёсел. Лёгкое волнение, тепло и солнечно — это омрачало, не по-геройски как-то. Слева по борту — Школьный залив, в те годы он был сильно заросший, камыш, плавучие кочки- островки, коряжник, так всё банально, а хотелось суровых скал, о которые разбиваются волны.
Вскоре выяснилось, что доской не очень удобно грести, устают руки, и лодка, рыская носом, идёт медленно. Но и торопиться некуда, романтика не терпит суеты. Проплыл около рыбачившего с лодки какого-то деда. Он, сматывая удочки, сказал мне: «Ты бы, паря, грёб к берегу, Глянь-ка над Зареч- ным-то чё». Над Заречным, ну, тучка какая-то, но всё небо-то ясное. Ничего не ответив ему, продолжил путь. Тем временем
На пруду. Вид на Посёлок второй очереди. 1950-е гг. На переднем плане — врач Созимской больницы П. А. Вишневский
ветер полностью стих, смолкли птицы, перестали летать стрекозы, над гладью воды наступила полная тишина, только вдалеке скрипели уключины дедовой лодки.
Я встревожился. Небольшая тучка над Заречным быстро разрослась в полнеба, закрыв солнце. Я не помню, была ли гроза как таковая, с громом и молнией, но видел как вдалеке, около новой плотины побелела, как бы закипев, вода. Эта белая полоса через несколько секунд настигла меня, возвестив вначале о себе редкими крупными каплями. Лодку подхватило и понесло ветром, подбрасывая на волнах. Ничего не было видно, никаких берегов, одна белёсая мгла. Да и глаза-то не открыть, вода заливала лицо. Сказать, что я испугался, ничего не сказать. Я был в ужасе. Не знаю, кричал ли я, плакал ли, скорее всего, ведь это и для взрослого было бы неимоверным шоком. Я хорошо плавал, но не помню, надеялся ли я на это. Знал по книгам, что судно надо ставить носом против волн, ведь кроме ливня волны добавляли воду в лодку, захлёстывая через борта. Но и доски уже нет, и лодку крутит, и вообще никакой ориентации в пространстве.
Что-то тёмное, неразличимое пронеслось навстречу, и тут лодка мягко во что-то упёрлась, её сразу же развернуло, ещё упор, и замерла, наполовину залитая водой. Жестянка была на месте, я лихорадочно отчерпывал воду. С такой же внезапностью всё стало стихать, но дождь шёл. Стали видны берега, и я увидел своё местонахождение в коряжнике Школьного залива. На берег не выйдешь, плавучие кочки, трава. Хоть и мелко, но дно очень зыбкое и в иле завязнешь по колена.
Всё это казалось пустяком после перенесённого, я уже и не помню, как выбрался, куда лодку причалил. Дома ничего не рассказывал» 25 .