Но теперь она была одна, и рядом не осталось никого, кто поддерживал бы ее. Испытания, бесконечная муштра, наказания и отпущение грехов — вот все, что составляло ее жизнь. А ведь ей так хотелось хоть чуточку тепла! Может быть, это грех, в котором стоило бы раскаяться? Не станет ли груз этой тайны когда-нибудь настолько тяжелым, что лишит покоя ее душу? Может быть, размышляла она про себя. А может быть, и нет. Она не признается духовнику в том, что в жизни ей хочется лишь одного — любви. Во всяком случае, не сегодня. И, наверное, никогда.
Молча считала она мозаичные камни на полу по пути к церкви Обазин: один, два, три, четыре, пять…
Часть первая
1919–1920
Глава первая
Желтый свет фар разрезал туман, поднимавшийся с Сены и окутавший деревья на берегу плотным белым покрывалом. «Словно саван», — пронеслось у него в голове.
Сам того не желая, Этьен Бальсан вдруг представил себе эту картину: раздробленные конечности, обгоревшая кожа, мертвое тело, покрытое простыней. В ногах покойного ветка самшита, на груди распятие. У изголовья стоит чаша со святой водой, которая слегка заглушает запах смерти. Отблеск свечей бросает призрачные тени на покойника, над телом которого монахини немало потрудились, чтобы придать ему относительно пристойный вид.
Этьен невольно задумался, что стало с красивым лицом его друга. Он знал это лицо почти так же хорошо, как свое. Вероятно, мало что осталось от гармоничных черт, от прямого носа и красиво изогнутых губ. Когда автомобиль на полном ходу летит под откос, врезается в скалу и загорается, что там вообще может уцелеть?
Этьен почувствовал что-то влажное на своей щеке. Дождь? Включая стеклоочиститель, он нечаянно резко дернул руль влево, и автомобиль вынесло на встречную полосу. Он судорожно вдавил в пол педаль тормоза, грязь из-под колес брызнула на боковое окно. Щетка со скрипом заерзала по стеклу. Никакого дождя не было. Это слёзы текли по его щекам, волна усталости и печали обрушилась на него и грозила раздавить. Если он не хочет кончить так же, как его друг, надо взять себя в руки.
Машина стояла поперек дороги. Этьен несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, выключил стеклоочиститель, взялся за руль обеими руками и нажал на газ. Мотор взвыл, колеса несколько раз провернулись на месте, и автомобиль рванулся вперед. Этьен почувствовал, что сердце бьется ровнее. К счастью, в такое позднее время встречных машин не было. Он заставил себя смотреть прямо перед собой — мало ли какой-нибудь зверь выскочит на дорогу. У него не было желания случайно задавить лису — если уж охотиться на лис, то лучше верхом на лошади. Его друг тоже был заядлым наездником. Любовь к лошадям их и сблизила. Артур Кэйпел, вечный юноша, за всю жизнь так и не избавившийся от своего детского прозвища «Бой», потрясающе играл в поло. Бонвиван, умный и обаятельный, джентльмен до мозга костей, британский дипломат, получивший в войну звание капитана, — человек, которого любой был бы рад назвать своим товарищем. Этьену посчастливилось — он был в числе его самых давних и лучших друзей. Был… По его загорелой щеке вновь покатилась слеза. Он не стал её вытирать. Нельзя больше отвлекаться на собственные мысли, если он хочет добраться в Сен-Кюкюфа целым и невредимым. Это последнее, что можно сделать для умершего, — сообщить Коко о случившемся прежде, чем она узнает об этом из газет или от какой-нибудь сплетницы. Вот уж поистине тяжкий долг, но он исполнит его во что бы то ни стало.
Бой обожал Коко, она была любовью его жизни.
В этом нет никаких сомнений ни у кого, и уж тем более у Этьена. Он их и познакомил. Тем самым летом, у себя в имении. Бой приехал в Руалье за лошадьми — а уехал с Коко. При том что, по сути, она ведь была тогда подружкой Этьена. Хотя, по правде говоря, какая там подружка — девочка из гарнизонного городка Мулен, которая по вечерам выступала с двусмысленными песенками в кабаре, а днем чинила одежду офицеров, с которыми развлекалась ночью. Нежная, хрупкая, по-мальчишески угловатая, хорошенькая, жизнерадостная и при этом необыкновенно храбрая, и деятельная. Прямая противоположность «гранд-даме» — образу, к которому стремилось большинство юных девушек «Прекрасной эпохи»[1].
Этьен позабавился с ней, а потом принял ее, когда она неожиданно явилась к нему с чемоданом. Однако менять что-то в своей жизни ради нее он и не подумал. Сначала даже с трудом выносил ее присутствие в доме, но она была упрямой — и осталась. На год, на два… Теперь уже и не вспомнить, сколько она прожила рядом с ним, так и не став его метрессой. И только Бой открыл ему глаза на ее красоту и внутреннюю силу. Но слишком поздно. Этьену не оставалось ничего другого, как уступить любовницу, которая таковою и не являлась, другому мужчине, как было принято в их кругу до Великой войны. Однако он остался ее другом. И останется им и после смерти Боя — мысленно поклялся он себе.
1
Условное обозначение периода европейской (в первую очередь французской и бельгийской) истории между последними десятилетиями XIX в. и 1914 г.