Однако в нынешнем положении Габриэль все было не так просто. Принять приглашение означало сделать шаг, последствия которого могут быть необратимы. Rien ne va plus[13].
— Чего ты боишься? — тихо спросила Мися. — До сих пор ты была единственным человеком из всех, кого я знала, который никогда и ничего не боялся.
«Конечно, я никого и ничего не боялась, — подумала Габриэль. — Потому что со мной был Бой».
В ту же секунду она поняла, что это не так. Свои первые шаги в жизни она совершила сама. Когда покинула монастырь. И позже, когда явилась в Руалье, в замок Этьена Бальсана, — это тоже было ее личное решение, продиктованное желанием начать совершенно другую жизнь. До этого она несколько раз переспала с ним, но больше их почти ничего не связывало. Во всяком случае, ничего, что могло бы оправдать такую неслыханную дерзость. Но когда она перешагнула порог его дома, перед ней открылся новый мир, который она завоевала благодаря своему мужеству, своей храбрости и выносливости. Это была дверь, ведущая к ее счастью. И величайшей потере, Габриэль ломала себе голову, как ей облечь в слова тот хаос, что воцарился в ее сердце и душе, и объяснить Мисе, что она, собственно, хотела, но не могла сделать. Во всяком случае, пока не могла. Однако она так и не успела собраться с мыслями, потому что появился Хосе Серт, сопровождаемый официантом, который нес на подносе бокалы лимонада и серебряную чашу со льдом.
— Мои милые дамы! Не совершить ли нам маленькое путешествие в Рим? Как вы на это смотрите?
— Зачем нам ехать в Рим? — спросила Мися, поправив солнечные очки.
На лице Хосе сияла беззаботная улыбка.
— Чтобы отдать дань уважения Бернини. И Микеланджело, — ответил он.
Мися улыбнулась ему и повернулась к Габриэль.
— Коко, тебе следует поторопиться с твоим рандеву, иначе нам придется уехать, так и не дождавшись первого поцелуя.
— Я, кажется, что-то пропустил? — полюбопытствовал Хосе.
— Нет, нет, ничего! — торопливо ответила Габриэль.
Она взяла с подноса бокал и окончила разговор большим глотком холодного лимонада.
«Шампанское! — подумала она. — Сегодня вечером мы будем пить шампанское».
По коже у нее пробежал приятный холодок.
Глава пятая
Бокалы тихо звякнули.
— За вас! — произнес Дмитрий и посмотрел Габриэль прямо в глаза.
Казалось, время на мгновение остановилось. Музыканты на террасе умолкли, и многочисленные посетители бара отеля «Эксельсиор» замерли, словно превратившись в кукол. Даже воздух был неподвижен, ветви пальм не дрожали на ветру, цикады прервали свой звон, а волны бесшумно плескались у гостиничного мола. Не было ничего, кроме мягкого голоса Дмитрия и его глубокого, проникновенного взгляда.
— Cheers[14], — ответила Габриэль по-английски.
Скорее случайно, чем намеренно. Она знала это слово от Боя.
Мимолетное волшебство кончилось, окружающие звуки вернулись: оркестр играл песню «Whispering»[15], которую сейчас можно было слышать на каждом шагу, певец свистом исполнял мелодию припева, на танцевальной площадке двигались пары, официанты сновали между столиками. Бар и ресторан находились под открытым небом в окружении колонн в восточном стиле и сада с пышными растениями, открывавшегося к морю.
Небо мерцало миллионами звезд, цикады продолжали свою брачную песнь.
— А как это звучит по-русски? — спросила Габриэль, сделав маленький глоток шампанского и поставив бокал на стол.
— При дворе мы все говорили по-французски. Поэтому и тосты за здоровье произносили на вашем языке. — Дмитрий задумчиво повертел пальцами ножку бокала и немного помолчал, по-видимому, на мгновение предавшись воспоминаниям. Затем ухмыльнулся. — Впрочем, французский имеет в этом смысле свои преимущества: «Sante» звучит значительно короче, а это сокращает путь к утолению жажды. Русские тосты обычно длинны, потому что в них то выражают радость жизни, то превозносят кого-нибудь или что-нибудь, не говоря уже о пространных пожеланиях здоровья, счастья и прочих благ. На это уходит немало времени. Но у нас говорят: пить без тостов — значит просто предаваться пьянству.
— Мне нравятся такие истории, — улыбнулась Габриэль.
— В сущности, это печальные истории, потому что они повествуют о прошлом, а не о будущем.