— Мне кажется, что я прошла по этим мостовым уже сотню километров. И вынуждена признать, что мои туфли для этого совершенно не предназначены, — вздохнула она, критическим взглядом осматривая свои высокие каблуки. — Надо придумать какую-нибудь модель поудобнее.
— Тут повсюду кафе — давай зайдем куда-нибудь, выпьем бокал вина и отдохнем.
На площади Часов зажглись первые фонари. Они золотыми точками горели на фоне пурпурно-фиолетового неба, отбрасывая причудливые тени на великолепные здания, уже не одно столетие окружающие эту площадь. Было многолюдно, горожане возвращались домой, болтали за бокалом вина в уличных кафе, как и Габриэль с Дмитрием, а немногочисленные здесь в это время года туристы бродили, задрав голову, разглядывая здание ратуши, башню с часами и оперный театр. У колонн театра несколько молодых уличных музыкантов, готовясь играть, доставали свои инструменты: аккордеон, скрипку и кларнет. Через несколько минут зазвучали первые такты всем известной песенки «На Авиньонском мосту», и Габриэль стала тихонько подпевать.
Дмитрий наклонил голову, прислушиваясь.
— Знаешь, чего бы я хотел? Потанцевать с тобой на Авиньонском мосту, — сказал он, улыбаясь.
— Неуверена, что смогу сейчас танцевать. Тебе при дется нести меня на руках, — пошутила Габриель, бросив красноречивый взгляд на свои туфли.
— Такой возможности у нас больше не будет, — задумчиво произнес он, подняв бокал, в котором в свете вечерних огней красиво поблескивало легкое красное вино из долины Роны.
— Мы в любой момент можем снова поехать в Прованс…
— Но сегодняшний вечер не повторится уже никогда, Коко, — тихо ответил он.
Она молча кивнула. Он прав, этот вечер не повторится больше никогда. Да, возможно, их привязанность со временем станет сильнее. Но о каком доверии можно говорить, если она будет и дальше цепляться за свою легенду о себе? Не исключено, что, узнав правду о ее отце и жизни в сиротском приюте, которой она сама так стыдилась, Дмитрий сразу же бросит ее. Но если она промолчит, он может узнать о ее обмане от кого-то другого, и тогда разрыв тем более будет неизбежен.
Вдруг, словно знамение свыше, зазвучала песня, которую Габриэль знала гораздо лучше, чем все остальные на этой площади. Всего секунду назад она вспоминала детство и юность, и вот музыканты исполняли песню, которая была так же неотделима от ее жизни, как и ее неповторимый стиль в моде. Прошло уже столько времени, но ее губы сами собой произносили слова, а голос воспроизводил мелодию. Она помнила все куплеты наизусть:
Габриэль видела удивленное лицо Дмитрия, но продолжала негромко петь. Даже тогда, когда заметила, что люди, сидящие за соседними столиками, с любопытством смотрят на нее. Она вдруг с удивлением обнаружила, что не испытывает неловкости. Это походило на знак — под занавес дня, прошедшего в отчаянной борьбе с призраками прошлого, заиграла песня, которая, хоть и давно уже вышла из моды, по-прежнему значила для Габриэль так много. Следуя ее примеру, люди из тех, что сидели рядом, стали вторить песне, а под конец публика разразилась громкими аплодисментами, с радостным одобрением глядя на Габриэль.
— Вот уж не думал, что старый шлягер про потерявшегося пса на Трокадеро в Париже может произвести такой фурор, — весело сказал Дмитрий, судя по всему, искренне наслаждаясь происходящим. — Забавно, что собаку зовут именно Коко — не Фифи, Жужу или что-нибудь в этом роде. Ты помнишь эту песню потому, что тебя тоже называют Коко, да, та chere?
— Нет, все как раз наоборот.
— Не понимаю, как это — наоборот?
Габриэль глубоко вздохнула и, собравшись с духом, произнесла:
— Я хочу тебе кое-что показать. Если ты не против задержаться еще на день или два и немного изменить наш маршрут, покажу тебе Овернь, места, где я выросла. Там ты узнаешь, как Габриэль стала Коко.
— Я буду счастлив съездить с тобой туда, — ответил он, взяв ее руку в свои ладони.
23
Я потеряла моего бедного Коко,
Коко, моего песика, которого я обожаю,
Радом с Трокадеро.
Он уже далеко, если все еще бежит…
Вы не видели Коко?
Коко в Трокадеро.
Ко в Тро…
Ко в Тро…
Коко в Трокадеро.
Кто же, кто же видел Коко?
Эй! Коко!
Эй! Коко!