Хемингуэй был выше, тяжелее и мускулистей меня, но намек на брюшко под гуайяберой показывал, что бойцовскую форму он поддерживает не слишком старательно. Старая, по-видимому, рана на левой руке ослабит его джеб и позволит противнику обойти его слева. Я помнил, что на Первую мировую его не взяли из-за слабого зрения. Предпочитает, скорей всего, ближний бой, несмотря на длинные руки: тузит противника и стремится отправить его в нокаут, пока не выдохся сам. Его надо держать в движении, заходить слева, мельтешить у него перед глазами, не давать ему подойти – а когда он устанет, подойти самому и врезать ему по пузу и ребрам…
Я выбросил эти мысли из головы. Джойс и Бриггс смеялись над шуткой Хемингуэя: у посольских, мол, просто мания проигрывать деньги на джай-алай. Он прямо-таки излучал юмор и чувство благополучия. Никакие досье и фотографии не могли передать, каков он вживую – он принадлежал к тем редким людям, которые доминируют в любом помещении, куда входят.
– Хорошо, Эрнест, – сказал посол, когда все отсмеялись, – а теперь поговорим о криминальной лавочке.
– Я поменял название.
– Простите?
– Да. На Хитрую Контору. «Криминальная лавочка» слишком претенциозна.
– Хорошо, пусть будет Хитрая Контора, – улыбнулся Брейден. – Эллис и Боб изложили мне ваше предложение в общих чертах, но вы, может быть, хотите что-то добавить.
– Конечно. – Хемингуэй встал. Он все так же вертел головой, когда говорил, и делал плавные жесты. – Господин посол, этот остров, расположенный в девяноста милях от побережья США, заполоняется нацистской пятой колонной. Паспортный контроль на Кубе анекдотичен. Агенты ФБР малочисленны и у всех на виду, как гробовщики на уличном карнавале. Мы с Бобом полагаем, что в Гаване больше трех тысяч жителей сочувствует фалангистам, и многие из них занимают должности, позволяющие ввозить на Кубу немецких шпионов и помогать им внедриться. – Он стал расхаживать туда-сюда, не отрывая глаз от посла. – Черт возьми, Спруилл. Большинство испанских клубов на острове не скрывает своих антиамериканских настроений, а здешние газетенки при каждом удобном случае превозносят успехи Оси. Не читали еще сегодняшнюю?
– «Диарио де ла Марина»? Да, просмотрел. Редакция, похоже, не слишком сочувствует США.
– Редактор, он же владелец, будет плясать на улицах, если наци войдут в Нью-Йорк. – Хемингуэй выставил вперед мозолистую ладонь. – Это было бы еще не так страшно, если б Карибы не кишели волчьими стаями субмарин. Союзные танкеры тонут чуть ли не каждый день. Удочку на марлина нельзя закинуть, не задев рубку немецкой подлодки.
Посол потер щеку.
– И как же ваша криминальная лавочка… Хитрая Контора… намерена бороться с немецкими подлодками, Эрнест?
– Не хочу навязываться, но у меня, знаете ли, есть лодка. Дизельный катер тридцати восьми футов в длину, купленный в тридцать четвертом. Два винта, запасной мотор. И команда хорошая. Если появится какая-то информация насчет субмарин, могу сходить и проверить.
– Эрнест, – сказал Боб Джойс, – расскажите послу, как создавали в Испании подпольную сеть.
Хемингуэй скромно повел плечами. Насколько я знал из его досье, скромность здесь была только к месту.
– Рассказывать особенно не о чем, Спруилл. В Мадриде, в тридцать седьмом, я помог организовать частную разведоперацию. Около двадцати профессиональных разведчиков и вдвое больше гражданских источников. Собрали кой-какую полезную информацию. Любительщина, конечно, но в случае провала нас мигом бы расстреляли.
Говорил он теперь отрывисто, рублеными фразами. Может, он всегда так говорит, когда врет?
Брейден кивал, слушая его.
– А с кем вы будете работать здесь, Эрнест? Эллис упоминал о священнике.
– Дон Андрес Унцаин[9], – усмехнулся Хемингуэй. – Мой близкий друг. Глядишь, епископом когда-нибудь станет. Был пулеметчиком у республиканцев. Пристрелить нациста для него не труднее, чем грехи ему отпустить. Может сделать то и другое, если успеет.
Я старался не показывать своих чувств, хотя Хемингуэй в этот момент повернулся ко мне спиной. Называть имена своих агентов или источников, когда тебя даже и не просят об этом, – тяжелейшая форма любительского идиотизма.
Брейдена это, похоже, позабавило и удовлетворило одновременно.
– Кто еще у вас есть?
Хемингуэй развел руками.
– На Кубе у меня десятки контактов, Спруилл. Сотни контактов. Официанты, проститутки, газетчики, пьяницы, джай-алаисты, рыбаки, то и дело видящие немецкие субмарины, испанские аристократы, рвущиеся отомстить ублюдкам, отправившим их в изгнание… все они готовы вступить в игру и дать прикурить нацистским крысам, которых прибивает к нашему берегу.