Беседа за столом прервалась – все ждали, когда он вернется.
Сидя в ванне, я услышал, как подъезжают машины. Было только половина седьмого. Через лужайку и бассейн ко мне доносился смех, в стаканы лились напитки, тенорок Хемингуэя что-то рассказывал; за финальной фразой последовал новый взрыв смеха. Я сидел в трусах и читал гаванскую газету до без четверти восемь. Потом надел свой лучший полотняный костюм, тщательно завязал шелковый галстук и пошел в большой дом.
Бой Рене мне открыл, одна из горничных проводила в гостиную. Гостей было пять, четверо мужчин и женщина. Судя по их румянцу и смеху, они начали выпивать, как только приехали. Хозяин, в мятом костюме и кое-как завязанном галстуке, побрился, зализал волосы назад и потому смотрелся свежо. Другие мужчины тоже пришли в костюмах, на Геллхорн и гостье были черные платья.
– Представляю вам мистера Джозефа Лукаса, – начал Хемингуэй. – Американское посольство одолжило его мне для океанографических исследований, которыми я займусь в ближайшие месяцы. Это, Джозеф, доктор Хосе Луис Эррера Сотолонго, мой личный врач и близкий друг со времен гражданской войны в Испании.
Я поклонился и пожал ему руку. Доктор был одет по моде двадцатилетней давности, на носу пенсне. О количестве выпитого им говорила только краснота вдоль высокого воротничка.
– Сеньор Лукас… – Он вернул мне поклон.
– Этот маленький и очень красивый джентльмен – сеньор Франсиско Ибарлусиа, которого все зовут Патчи. Джо Лукас будет ходить с нами на «Пилар», Патчи.
– Сеньор Лукас. – Ибарлусиа метнулся вперед, чтобы пожать мне руку. – Encantado[16]. Знакомство с океанским ученым – честь для меня. – Патчи при маленьком росте обладал прекрасным ровным загаром, жемчужными зубами и пружинистым телом атлета.
– Патчи и его брат – лучшие в мире джай-алаисты, – продолжал Хемингуэй. – А еще он мой любимый партнер по теннису.
Широкая улыбка Ибарлусиа сделалась еще шире.
– Это я лучший в мире джай-алаист, Эрнестино. Брату я просто позволяю играть со мной. Как тебе иногда выигрывать в теннис.
– А это, Лукас, мой друг и начальник штаба мистер Уинстон Гест, он же Вулфи или Вулфер. Один из лучших яхтсменов, теннисистов, лыжников и прочих спортсменов.
Гест тяжело поднялся и дружески сдавил мою руку. Он выглядел еще больше, чем был на самом деле, и чем-то напоминал Йена Флеминга. Красное, открытое, резиновое от алкоголя лицо. Пиджак, галстук, слаксы и рубашку, превосходно сшитые из превосходных тканей, он носил с элегантным неряшеством, доступным только очень богатым людям.
– Очень приятно, мистер Гест, – сказал я. – А почему вас называют Вулфи?
– Это всё Эрнест. Когда Гиги сказал, что я похож на парня, который играет человека-волка в кино. Как его там… – Сначала я его принял за американца, но у него был легкий английский акцент.
– Лон Чейни младший, – сказала симпатичная гостья. Странно знакомый голос, шведский акцент. Все встали, готовясь идти в столовую.
– Ага, точно. Человек-Волк.
Он был и правда похож.
– Гиги – это младший сын Эрнеста, Грегори, – пояснила Марта Геллхорн. – Ему десять. Они с Патриком каждое лето приезжают сюда.
– Ты извини, дочка, что я этикет нарушаю. – Хемингуэй тронул гостью за руку. – Просто жемчужину в короне я берегу напоследок.
– Видимо, это значит, что следующим буду я, мистер Лукас, – сказал четвертый мужчина, протягивая мне руку. – Гэри Купер.
До меня не сразу дошло. Я говорил, что память у меня фотографическая, но фотография не всегда сопровождается правильным именем. Высокий красавец и шведка просто не совпадали у меня с этим домом. Как будто я встречал их где-то в секретных досье и никак не ожидал здесь увидеть.
Мы с Купером обменялись любезностями. Он был худощав, одни кости да мускулы. Ровесник Хемингуэя, лет сорока с небольшим, он казался более зрелым. Очень светлые глаза, загар спортсмена или дорожного рабочего, тихий, чуть ли не почтительный голос.
Не успел я еще вспомнить, где его видел, Хемингуэй уже подвел меня к шведке.
– А вот и наша жемчужина, госпожа Петтер Линдстром.
– Очень приятно, миссис Линдстром. – Я пожал ее крупную, но изящную руку.
– Взаимно, мистер Лукас.
Хороша. Белолицая, как многие скандинавки, но волосы темно-каштановые, брови черные и густые, а полные губы и прямой взгляд чувственнее, чем у большинства знакомых мне шведок.
– Вы, думаю, ее знаете как Ингрид Бергман, – сказала Геллхорн. – «Ярость в небесах»? «Доктор Джекил и мистер Хайд»? А скоро выйдет еще один… как он называется, Ингрид? «Танжер»?