«Обреченные, несчастные обреченные, — размышляет о людях некой местности Кандид, герой «Улитки на склоне» Стругацких, — они не знают, что обречены, что сильные их мира… уже нацелились в них тучами управляемых вирусов, колоннами роботов, стенами леса, что все для них уже предопределено и — самое страшное — что историческая правда… не на их стороне, они — реликты, осужденные на гибель объективными законами, и помогать им — значит идти против прогресса, задерживать прогресс на каком-то крошечном участке фронта».
Кандид, однако, наплевал на такой прогресс: «Это не мой прогресс», — фраза, отражающая субъектизацию прогресса, т. е. попытку выхода за рамки «исторической правды» как исторической необходимости. Закономерности не бывают плохими и хорошими, они вне морали, но я-то не вне морали, рассуждает дальше Кандид. Он вытаскивает скальпель и идет к окраине леса. Таким образом, предполагается, что он предложит решение «хирургическое, только хирургическое».
Прекрасно, Кандид не вне морали. Но вне морали находится система: «прогресс» которой он готов поломать, и несчастные люди, хотят они того или нет, являются ее элементами. Возникает проблема языка, лексикона. И предвидения последствий. Об империях и вообще подобных «хитиновых» властных структурах предзакатных и закатных эпох можно сказать то же, что Черчилль сказал о демократии, нечто вроде: демократия — это очень плохо, это зло, но ничего лучше люди до сих пор не придумали. В эту фразу «товарища Черчилля», как его однажды под смех Сталина и других советских вождей назвал маршал Жуков, следует внести историческую поправку, ограничив во времени: ничего лучше не придумали в эпохи расцвета и зрелости. Относительно поздних фаз, эпох заката фразу Черчилля следует читать так: империи — это зло, это плохо, очень плохо, но ничего лучшего для поддержания порядка, ограничения и торможения упадка и распада люди до сих пор не придумали. А.Пареди заметил: «Как и любое человеческое установление, Римская империя не была абсолютным благом. Иногда она казалась гнетущей тоталитарной машиной. Однако ничего лучшего в те времена существовать не могло».[63] И, добавлю я, то, что пришло на смену ей, в течение полутысячелетия было еще более гнетущим, варварским и жестоким. Так следует ли торопиться подкладывать камешки, чтобы споткнулся «прогресс» — пусть даже плохой?
Чтобы не оказаться снорри стурлуссонами, следует попытаться предвидеть будущее — кто там, за «хитиновым» прогрессом пуантилистского мира? А если там — асоциал, Homo robustus, носитель дочеловеческой социальности, гомозавр? Кто знает, эксплуататорски-жестокий порядок в «северных точках» пуантилистского мира вообще может оказаться единственным порядком, а его граница — лимесом цивилизации. Так что же выбрать? Когда выбор трансформируется в «социальность против асоциальности», он ясен. Но это уже по сути не выбор, а императив, торжество необходимости. Необходимость тем более горькая, что не приходится обольщаться сутью порядка, о котором идет речь. Пуантилистский «новый порядок» будет включать тесное взаимодействие — не только негативное (т. е. борьбу), но и позитивное (т. е. сотрудничество) — легальных и криминальных верхушек. Более того, по-видимому, «южные» зоны, будь то на Юге или на Севере, в большей или меньшей степени будут контролироваться «серыми сообществами», обеспечивая таким образом «белый фасад» Севера — как ныне кастовая система в Индии, выполняя черную работу социального исключения, отсечения и пресечения, обеспечивает внешне демократический фасад. И тем не менее даже такой порядок лучше, чем хаос и отсутствие безопасности в широком масштабе.
Одна из трагедий закатных эпох — это отсутствие выбора; в лучшем случае выбор между большим злом и очень большим при осознаний неизбежности выбора и полной ответственности за него, прежде всего — перед собой (если речь идет о христианской зоне, независимо от того, кто субъект выбора — верующий или атеист). Трагично и то, что человек обязан выбирать (и расплачиваться за это) даже при отсутствии выбора — в этом смысле выбор есть всегда, только нужно обладать социальной и интеллектуальной спермой, чтобы его сделать.
63
1) Париди А. Святой Амвросий Медиоланский и его время. — Милан: Христианская Poccия, 1995. — С. З.