Первой очнулась Арлетт, которая, схватив самострел, выскочила наружу.
— Прячьте Урсуса, девочки! — крикнула она подбежавшим служанкам.
Картина разгрома впечатляла: норманны — непобедимые северяне, разнежившиеся в южных землях, как конные, так и пешие, — бежали точно зайцы, преследуемые толпой голодных лисиц.
Арлетт ринулась наперерез бегущим:
— Стойте, воины!
— Так они тебя и послушаются! — надменно скривив губы, бросила подоспевшая Гаита. — Бегут, собаки!
И действительно, солдаты герцога, не выдержав отчаянного натиска, обратили к неприятелю тылы. Бегство норманнов казалось неостановимым, безудержным. Следовало подчиниться судьбе и не мешкая устремиться за теми, кто еще полагался на силу ног, стремясь избегнуть смерти. Ватранги не жалели никого.
— Норманны! — закричала Арлетт во всю мощь легких. — Стойте! Именем герцога!
— Беги, дура! — крикнул, задыхаясь на бегу, пожилой воин без шлема, щита и меча, которые он бросил за ненадобностью. Беглец остановился не для бесед с сумасшедшей девицей, а для того, чтобы скинуть доспехи и бежать налегке. — Они обезумели, рубят даже тех, кто сдается! Таких не остановить, спасайтесь…
Солдат помчался дальше. Это был несомненно бывалый воин, он знал, что говорил, но, как заметила Арлетт, среди норманнов все еще оставалось немало таких, кто пока не пожелал расстаться с оружием или просто не сообразил, что без него легче бежать.
Прямо на Арлетт мчался юноша в кольчатой броне. Шлем он утратил, вероятно, вследствие удара, который рассек кожу на голове, — длинные белокурые волосы покрывала уже запекшаяся кровь. Меча у парня не было, вероятно, воин сломал его, так как не пожелал бросить куда более тяжелого копья. Юноша находился на пределе сил, а преследовавший его ватранг на хорошем коне в дорогих доспехах со скрытым кольчужной сеткой лицом уже заносил меч для удара.
Арлетт не раздумывая натянула тетиву и, вложив в желобок стрелу, вскинула оружие. Она, затаив дыхание, прицелилась и в ту самую секунду, когда всадник-ватранг оказался в самом подходящем для удара положении, нажала на спусковой крючок. С такого расстояния короткая стальная стрела была способна пробить даже bilix lorica[3], не говоря об обычной кольчуге. Клинок ватранга так и не успел описать в небе смертоносную дугу, выпав на землю из ослабевших пальцев всадника. Юноша был спасен, однако время для ликования еще не пришло.
Следом за предводителем мчались с дикими криками, скаля зубы, обезумевшие, выпачканные грязью и кровью пехотинцы с окровавленными мечами и секирами. Самострелу Арлетт нашлась работа, только успевай натягивать тетиву. Ни одна стрела не пропала даром, все находили цель. Не издавая ни звука, закусив губу, женщина нажимала на курок. Гаита, задетая мужеством подруги, вырвала из рук у спасенного Арлетт солдата копье. Лишившись его, юноша утратил и последние силы, он качнулся и упал на землю, но женщинам было решительно не до него. Вооружившись, Гаита издала воинственный клич и, взмахнув копьем, бросилась на врага.
Кто-то из беглецов обернулся, видно желая убедиться, что оставил преследователей достаточно далеко позади, но увидел странное: ватранги попятились, часть их продолжала бежать вперед, но других что-то задержало. Когда же воин разглядел, кто стал причиной замешательства врагов, страх улетучился из его сердца, выгнанный оттуда чувством стыда, женщины сражались, как воины, последние же…
— Эй! Норманны! — закричал солдат. — Стойте! Стоите, шлюхины дети! Там придворные дамы госпожи, они сражаются, дерутся с врагом, а мы бежим как трусливые зайцы. — Многие обернулись на громкий возмущенный клич. Солдаты посмотрели зуда, куда указывал им товарищ, сам он уже мчался в обратном направлении, держа копье наперевес.
Да здравствует великий герцог! Готвилль! Готвилль! Вперед!
Прочие воины подхватили клич горстки храбрецов, чье смятение уступило место гневу, и яростно контратаковали врагов, уже торжествовавших победу. Бой запылал с новой силой.
Норманны смяли ватрангов и преследовали их несколько миль. Немногие уцелевшие в мясорубке англосаксы укрылись в маленькой церковке, которую безжалостные солдаты герцога, обложив сухими сучьями и ветками, подожгли. Несчастные погибли в дыму и пламени.
Странные результаты приносит порой доблесть. Рыжекудрая амазонка была обласкана: кольчуга, конь и оружие убитого ватранга достались ее пока еще маленькому сыну. Однако обретенная вместе с богатством слава Арлетт острым шипом на стебельке розы больно уколола самолюбие герцогини. Мало того что ей приходилось делить супруга с незаконнорожденной, так последняя возомнила себя равной по доблести героической Сигельгайте Салернской.