Отец Иоанн тихонько хохотнул. А потом стал внимательно присматриваться к журналисту и крохе, переводя взгляд с одного лица на другое. Степан смутился. Он и сам подозревал нечто подобное, но подруга клялась и божилась, что ребёнок не от него. В конце концов, обета верности она ему не давала и вольна спать и делать детей с кем заблагорассудится.
— Ой, мне пора выступать, — заспешила на сцену певица и строго приказала дочке: — Ты у меня смотри не болтай лишнего, а то по попе получишь.
— А вот и не получу, — обиженно высунула язык крохотуля. — Ты у меня доблая!
— Не подлизывайся!
Выйдя под перекрёстный огонь прожекторов, Татьяна запела:
— Какой чудный голос, — мечтательно произнёс отец Иоанн, склонив голову набок.
Он словно вино дегустировал, слушая песню.
— Да, — согласился Чадов, тихонько покачивая Нюшку на колене.
Девочка методично расправлялась с плиткой шоколада, принесённой Стылым. Покончив со сладким, она захотела пить и помчалась к барной стойке за «кока-колой».
— Славный ребёнок, — посмотрел ей вслед священник.
— Только шибко непоседливый, — проворчал Стылый, души в Нюшке не чаявший и считавшийся её крёстным. — И доверчивая очень. Ко всем липнет, думая, что вокруг одни только добрые люди.
— А вы любите детей, отче? — поинтересовался Чадов. — Чего ж своих не заводите?
— Боязно, — нахмурился Опрокидин. — Какие у нас, сталкеров, могут родиться дети? Мы ж искалеченные Зоной. Вдруг какого мутанта на свет Божий явим. Нет, лучше уж чужих пестовать.
Какой-то невнятный шум у стойки привлёк внимание их компании.
Нюшка отбивалась от какого-то мутного субъекта в длинном чёрном балахоне, пытавшегося взять её на руки.
— Хм, а ты говорил, что она ко всем липнет, — недобро прищурился батюшка. — Выходит, не ко всем.
— Эй, ты, пидор сраный, а ну живо отвали от ребёнка! — заревел Стылый хриплым голосом. — Я кому сказал, мать твою, убери мослы, а то оторву их на хер!
— Да я чё? — залепетал мутный. — Я ни чё…
И убрался к дальнему столику, где сидели ещё четверо парней, одетых в точно такие же нелепые балахоны чёрного цвета.
— Монахи? — поинтересовался Степан.
— «Грешники», — сквозь зубы процедил сталкер, плохо скрывая ненависть.
— Как, — изумился журналист, — разве их не уничтожили? Я слыхал, что с ними покончил Хемуль со своими ребятами.
— Говно не тонет, — сплюнул отец Иоанн. — Едва по Зоне прошёл слух о Коне Бледном, они восстали, словно феникс из пепла. Снова стали править свои тёмные мессы, славя Хозяев Зоны и самого сатану.
— Говорят, опять начали пропадать люди, — вполголоса молвил сталкер. — Не иначе, эти суки в жертву их приносят…
— А милиция куда смотрит, ооновцы?
— Так не пойман же, значит, не вор, — вздохнул слуга Господень. — Ну, не приведи Создатель, попадутся…
Он сжал кулаки, а на костистом его лице заходили желваки.
— Разрешите присесть, господа? — неожиданно прошелестел рядом с их столиком невнятный голос.
Собутыльники почти синхронно повернули головы.
Это был мужчина неопределённого возраста, не красавец, но и не урод, не чрезмерно толстый, однако ж и не худой. Так, господинчик средней руки.
— Тебе чего? — нелюбезно осведомился Стылый, на всякий случай подвигая к себе недопитую бутылку с коньяком.