В одном месте нашли участок, где почва колебалась под ногами, а в другом месте она была совсем жидкой, как сметана. Здесь вздутия только начинали образовываться.
Пучки тростника, крепко связанные, уходили вглубь на пять метров и не достигали дна топи.
Даукен обнаружил торчащую из грязи заднюю ногу сайгака. Животное утонуло. На ногу забросили веревочную петлю, но вытащить не могли.
— Около Камкалы-куля и Пра-чу я несколько раз находил джейранов в таких «колодцах», — сказал Даукен.
Найти старинную Тасбулакскую караванную дорогу оказалось гораздо труднее, чем предполагали. Места, по которым ехали теперь, на самой новой и подробной карте были обозначены по белому полю лаконической надписью: «Не исследовано». И вот тут-то раскрылись поразительные способности Даукена. Он безошибочно указывал направление, словно десятки раз проезжал здесь, а не ехал впервые, как и все. Даукен хорошо знал природу пустыни и поэтому ориентировался так же легко, как городской житель в родном городе. Селевин несколько раз проверял по компасу движение машины и каждый раз убеждался, что они едут точно на северо-запад, как и требовалось. Даукен угадывал направление с такой же точностью, как перелетные птицы…
Ведя исследования, экспедиция с каждым днем углублялась в пустыню.
Через несколько дней пути показались небольшие тропинки. Они привели к обширному солончаку.
Даукен долго стоял в кузове машины, рассматривая в бинокль края солончаков.
— Это Сор-Булак. Я никогда не был здесь, но отец и другие мергены рассказывали мне о нем. По ту сторону Сор-Булака должна проходить Тасбулакская караванная тропа.
Через час машина действительно вышла на Тасбулакскую дорогу в сорок троп шириной: громадные табуны скота, перегоняемые раньше через пустыню, шли здесь во много рядов. Так столетиями выбивались глубокие тропы в десятки канавок, параллельно уходящие вдаль, до горизонта. Когда-то Тасбулакская дорога была основным транзитным путем из Сибири в Среднюю Азию, но около полувека назад ее совсем забросили. Поэтому тропы на ней почти сравнялись, а в понижениях совершенно исчезли.
Чтобы не возить с собой лишнюю тяжесть, на приметном месте закопали бочку бензина на обратный путь.
Дальше к северу стали появляться сопки, разрушенные ветрами и водой.
Среди развалин древних могил оказался неглубокий колодец с прекрасной холодной водой. Его нанесли на карту, назвав Даукен-кудуком.[3]
Селевину и его товарищам часто вспоминался арсеньевский охотник Дерсу-Узала. Как много общего между ним и Даукеном! Те же прекрасные качества человека и товарища. Такое же исключительное знание жизни диких животных и уменье приспосабливаться к тяжелой, сложной обстановке. Знакомясь все ближе с опытным мергеном пустыни, Селевин и его товарищи многому научились у него. Одна черта Даукена была особенно привлекательна: он неудержимо тянулся к знаниям, к науке. Теперь он уже не верил больше в чертей.
В прошлом году экспедиция стала на ночлег в мрачных сопках. У небольшого колодца среди кустов и травы было много комаров, и Даукен ушел спать в сторону от лагеря. Он расположился на вершине полуразрушенного мавзолея.
Ночью он прибежал в лагерь, испуганно оглядываясь, и торопливо улегся между спящими.
— Даукен, что это ты убежал со своего ночлега? — спросил его Селевин.
— Меня давила ведьма с медными руками, Селебе…
Как далек теперь Даукен от подобных суеверий.
Экспедиция пересекла Сары-Арка и в совхозе «Ортау» пополнила свои запасы. Затем поехали обратно. Природа Казахского нагорья гораздо богаче пустынной. Местами встречаются сопки и даже одинокие гранитные скалы, покрытые разноцветными лишайниками. По трещинам скал и обрывов лепится можжевельник или арча. Граниты выветрены и имеют причудливые очертания в форме пиков, башенок и столбов. Издали они производят впечатление гигантских полуразрушенных замков.
Сары-Арка похожа на северо-казахстанские степи и даже лесостепи. Множество злаков и серебристый ковыль придают им это сходство. Вдоль ручьев, пересекающих дикие каменные громады, узкими ленточками сбегают полоски низкорослых березово-осиновых лесочков.
Мир животных нагорья тоже иной, хотя сюда доходит знойное дыхание пустыни. В тальниках скрывается белая куропатка — жительница северных мест. В рощицах обитает заяц-беляк, такой же северянин, как и белая куропатка.
С громким карканьем кружатся над головой сибирские серые вороны.
Горные группы Сары-Арка с вершинами до тысячи метров высотой — это природные оазисы. Родники, обилие осадков и прохладное лето дают богатые урожаи трав. Раньше на этих привольных летних пастбищах были летовки чуйских казахов, которые дважды в год совершали тысячеверстные переходы через Бетпак-Далу.
В долинах под сенью гранитов нередко встречаются обширные кладбища древнейших обитателей Сары-Арка.
В одном кургане члены экспедиции нашли хум или оссуарий — глиняный горшок, в котором был пепел покойника. Здесь же нашли осколки другого глиняного сосуда, довольно тонкой работы, с незамысловатым орнаментом. По сырой глине древний мастер-гончар выдавил пунктиром ломаную ленту в три ряда и провел две ровные линии. На другом сосуде был выведен более сложный орнамент.
Владельцы этих предметов жили в первом тысячелетии до нашей эры.
Чем дальше двигалась экспедиция, тем однообразнее и суровее становилась природа. Появились блеклые полукустарники, предвестники пустыни, и вскоре экспедицию окружили знакомые картины.
У родника был устроен лагерь, и ученые занялись изучением ближайших окрестностей.
Борис все время охотно помогал профессору Мухле копать почвенные ямы.
Они для студента-зоолога каждое утро давали богатую добычу: в ямы попадали по ночам змеи, мелкие грызуны, ежи и разные насекомые.
Селевин с Даукеном поехали на машине за бочкой с бензином, которая была закопана на Тасбулакской караванной тропе теперь уже недалеко от лагеря.
Вечером пересекли соленую речку и подъехали к горе Байгара с крутыми почерневшими склонами. Даукен пошел осматривать их. В сумерках глухое эхо разнесло несколько выстрелов, быстро следовавших один за другим.
Возвратившийся Даукен рассказал об удачной охоте.
— Ну, Селебе, — закричал он еще издали, — утром поедем за архаром! Стрелял его по твоему заказу. — И Даукен рассказал с мельчайшими подробностями, как ему удалось подкрасться к осторожному животному.
Рано утром машина подошла к убитому архару. Пока Даукен и шофер снимали шкуру и разделывали тушу, Селевин пошел побродить по невысоким горам. За первым же перевалом он наткнулся на несколько пар огромных рогов архаров вместе со старыми черепами. Животные погибли давно.
Бочка оказалась на месте. Но было видно, что кто-то осматривал ее, хотя она была по-прежнему тщательно закрыта кустарником. Даукен пристально осмотрел землю.
— Селебе, здесь два дня тому назад были люди!
Он указал, откуда они пришли, где стояли и куда ушли.
— Было три верховых и один вьючный верблюд. Это мог быть только мерген Рамазан (Даукен нашел пистон).
К вечеру благополучно доставили бензин в лагерь и утром поехали дальше.
Через несколько дней пути в вечерние сумерки экспедиция прибыла в Чолак-эспе. Здесь стоял небольшой домик, единственный во всей пустыне. Он был построен еще царским переселенческим управлением. Тогда же была заложена артезианская буровая скважина. На большой глубине бур обнаружил прекрасную пресную воду. Ее вывели по железной трубе наружу и струя била фонтаном в семь с половиной метров высоты. Но со временем труба засорилась, и вода из нее теперь только сочилась тонкой струйкой.