— Вы очнулись, Мок. Вы проспали двадцать часов. Раньше еще дольше. Всю неделю в коме. Вы можете говорить?
Мок поднял утвердительно голову и понял, что она застряла в чем-то жестком. Следующее, что он почувствовал, это жжение, разрывающее ему кожу на подбородке. Он закрыл глаза и попытался переждать журчащий приступ боли.
— Это сильное и довольно глубокое истирание кожи, — Мок услышал скрежещущий голос Мюльхауза. — Пряжка от ремня разорвала подбородок. Кроме того, вы получили перелом шейного позвонка. Вы зафиксированы в корсете. Это все. Вы поправитесь, — в голосе Мюльхауза заиграла нота веселья. — С возвращением в эту юдоль слез.
Перед глазами Мока переместились в замедленном темпе несчастья последних дней: червяк, втискивающийся в глаз мертвеца в мастерской сапожника, порезанный на куски Хоннефельдер, жгучее сухое похмелье, изнасилование Софи, ее побег, безымянная проститутка с отрубленной головой, синяя опухоль на косматых плечах советника Гайссена, следствие, проведенное вместе с директором Хартнером, «забудьте об этой шлюхе, займитесь работой, чтобы не думать о ней!», счастливые семьи в скромных счастливых домах, белый Вроцлав, становящийся белее, чем снег, Asperges me, Domine, hyssopo, et mundabor; lavabis me, et super nivem dealbabor[18].
— Вас спас дворник Университетской библиотеки, некий Йозеф Марон, — протянул Мюльхауз. — Он не хотел быть вашим Хароном, — захихикал он.
— Я забыл для него обол, — Мок закрыл глаза и заснул. Спал, однако, только некоторое время, в котором медленный ритм движущихся недавних событий усилился. Он с трудом повернулся в сторону и блеванул рвотой на больничный линолеум в гранитном узоре.
Мок проснулся в очередной раз в тот день и сразу поднялся на кровати. Кровь ударила ему в голову, шею пронзила проникающая боль, а стертый подбородок болезненно надавил на жесткий край корсета. Он упал на подушку и позволил струям пота потечь по лбу. Потом медленно протянул руку, нажал на кнопку у кровати и через некоторое время увидел в комнате сестру боромеушку (Йохан Непомук Карл Боромеус Йозеф Франц де Паула Франц Ксавер Килиан фон Лихтеншайн).
— Тот господин, который был у меня сегодня утром, — прошептал он, — тут где-то еще?
— Он тут уже несколько дней, — сестра опустила скромно глаза. — И не уходит от вас. Разве что в туалет или покурить. Он сейчас придет. Что-то еще?
Мок хотел отрицательно покачать головой, но вспомнил о треснувшим шейном позвонке. Он не сказал затем ничего, а сестра растворилась в белом больничном интерьере. Вместо нее появился Мюльхауз, согревающий руки теплым чубуком.
— О, вы снова вы проснулись! — сказал он. — Надеюсь, вы не отреагируете с таким отвращением на очередное возвращение в реальность.
— Зачем сюда возвращаться? — вздохнул Мок и закрыл глаза. Тогда он увидел совершенно другую картину: ночь, Мюльхауз спит на железном больничном стуле, пепел из чубука рассыпается на его жилете.
— Благодарю вас, директор, — Мок открыл глаза, — за то, что вы при мне. Это как бдение при покойнике. Последняя дань…
— Да, я присматриваю за вами, — сказал Мюльхауз. — Как ваш друг и начальник. Впрочем, одно сочетается с другим. Начальник хочет, чтобы вы вернулись к работе. Мой друг верит, что работа исцелит вас.
Мок посмотрел на предмет, стоящий в углу комнаты. Это был латунный стеллаж с двумя отделениями. В нижнем прятался кувшин с водой, в верхнем — таз. Над тазом поднимался столб с зеркалом. Оборудование было замысловато украшено виолончельными ключами. Сварщик, должно быть, был меломаном. На краю таза видна была пена для бритья, испещренная черными точками сбритой бороды. Мок потер подбородок и обнаружил, что она гладкая.
— Кто меня тут бреет? — прошептал он.
— Я, — ответил Мюльхауз. — Я должен быть парикмахером. Ваша борода была бы для каждого мастера непростой задачей.