– Семья Шульц? – уточнил он, снова развернувшись к хозяину дома; тот безвольно опустился на скамью у большого отскобленного стола, а женское лицо издало задушенное «За что?».
– Да… – проронил, наконец, мужик; Курт кивнул:
– Хорошо. Вы ушли из Таннендорфа девять лет назад; так?
– Да… Господи, в чем нас обвиняют?
– Ни в чем, успокойтесь. – Курт изобразил улыбку, которая, однако, помогла слабо, да и вышла скверно. – Ваша дочь живет с вами?
– Да… – почти шепотом ответила женщина, выходя к ним и кутаясь в воротник наскоро наброшенного домашнего платья, посмотрела на Курта умоляюще. – Скажите, что происходит, ради Бога!
– Успокойтесь, – повторил Курт настойчиво, – вам ничто не грозит, никто и ни в чем не обвиняет ни вас, ни вашу дочь. Я хочу поговорить о бароне фон Курценхальме. Вы меня понимаете? – завершил он уже почти участливо.
– Боже мой… – Облегченный вздох хозяина дома едва не задул одинокую свечу на столе. – Вот оно что…
– Разбудите дочь, – велел Курт, садясь напротив него, – я подожду. Мне жаль, что пришлось поднять вас с постели ночью, но дело срочное, и времени у меня мало.
Когда женщина, послушно кивнув, почти бегом скрылась за одной из дверей, Курт развернулся к хозяину дома, все еще слегка напряженно взглядывающему в его сторону.
– Пока у меня будет несколько вопросов к тебе… Феликс, верно?
– Да, Феликс Шульц, майстер инквизитор. Что я могу для вас сделать? – с готовностью откликнулся тот.
– Я понимаю, что дело давнишнее, однако думаю, что такое не забудешь. Твоя дочь рассказывала тебе о том, что услышала в разговоре капитана Мейфарта с бароном фон Курценхальмом, свидетелем которого невольно оказалась? Я имею в виду разговор, который произошел между этими двумя сразу после нападения на нее Альберта фон Курценхальма.
– Да-да, я понимаю, о чем вы, и вы правы, майстер инквизитор, такое не забывается… Капитан предложил господину барону… понимаете, убить Анну, чтобы сохранить в тайне все, что там случилось… но господин барон благородный человек, он всегда был добр к Анне, и он… понимаете, я не знаю, что вы ему… в чем он обвинен еще, кроме…
– Словом, барон отказался.
– Да-да-да! Он сказал, что не возьмет такого греха на душу, и он велел господину капитану больше никогда при нем не заводить таких разговоров… Он очень рассердился.
– На капитана?
– Да, майстер инквизитор. Господин барон заплатил нам, чтобы мы уехали… вы понимаете, чтобы не будоражить народ…
– Ясно, – перебил его Курт, и тот умолк, глядя с выжиданием. – Потому вы и ушли среди ночи, ничего не взяв из дома? Вы боялись, что барон передумает?
Шульц потупился, побледнев, потом покраснел, словно вареный рак, и неопределенно передернул плечами:
– Понимаете, майстер инквизитор, не то чтоб мы не верили господину барону или думали, что он может… Точнее – думали, но…
– Да или нет?
– Да, – выдохнул Шульц. – Мы взяли только то, что было самым что ни на есть необходимым, а денег было в достатке, чтобы не жалеть о том, что бросили… господин барон был очень щедр…
– Videlicet…[58] – пробормотал Курт, обернувшись к двери, из которой выглядывало теперь другое женское лицо – пухлое, розовое, обрамленное довольно жидкими светлыми волосами.
– Доброго вечера, майстер инквизитор… – с боязливой приветливостью произнесла женщина, осторожно, будто в воду, вступая в комнату; Курт указал ей на табурет напротив себя, попытавшись придать лицу как можно более незлобивое выражение.
– Анна? Садись. Я задам тебе несколько вопросов, и можешь идти, досыпать дальше.
Она просеменила к столу, неся упитанное тело, словно утка по береговому склону, уселась, по-девчоночьи держась за сиденье под собой ладонями, и воззрилась в столешницу.
– Я готова отвечать, майстер инквизитор, – сообщила Анна Шульц, наконец.
– Итак, тебе уже, наверное, сказали, о чем я хочу поговорить, верно? – невольно понизив голос, спросил Курт. – У меня вопросы о семье фон Курценхальмов и капитане Мейфарте. Понимаю, что тебе об этом, должно быть, неприятно вспоминать, но это очень важно. Во-первых, расскажи, что произошло, почему вы ушли из Таннендорфа.
– Это… Это из-за Альберта, – пояснила та, запинаясь и по-прежнему не глядя на него. – Господин барон, когда узнал, что мальчик странно так болен, он решил всем сказать, что он умер. Понимаете, наши соседи – они… Нет, они не плохие люди, просто суеверные, и они могли причинить Альберту вред. А он был хорошим мальчиком, правда. Он… – Анна зевнула, поспешно прикрыв ладонью рот, покраснела, опустив голову еще ниже. – Простите… Я очень поздно легла…