Как же мне было тогда, в 23 года, не беречь этих бумаг, этих неоконченных и еще в то время столь любимых, а впоследствии жестоко ненавистных мне сочинений?
…Куда ж мне все это укрыть, пока я сам поспешу к начальству и узнаю, что мне делать и куда мне ехать прикажут?»[99]
Поразмыслив, Леонтьев решил ехать к Лотину, своему знакомому по Еникале, который тогда уже служил при штабе генерала Врангеля. Леонтьев надеялся узнать от Лотина все новости, к тому же тот жил в просторной квартире, у него и переночевать можно было. Увы! Приятеля дома не оказалось: квартирная хозяйка сказала, что он с утра уж «у генерала». Леонтьев оставил денщика с вещами во дворе, а сам поспешил… Но куда? В штаб? В полк? Не тут-то было!
Сам он вспоминал потом этот день так:
«Я спешу в гостиницу Дмитраки; я проголодался на радостях, что пахнет хоть немного войной…
Положим, утром не ужинают; но утром зато пьют у Дмитраки в гостинице хороший кофей с превосходными сливками и свежим „францолем“ (т. е. белым хлебом, по-нашему). К тому же гостиница Дмитраки гораздо ближе к той стороне, откуда идут союзники, и в случае бомбардировки я хочу быть в опасности, а не избегать ее… Мне бы нужно только поесть и выкурить сигару… А там пусть летят ядра и бомбы… Я их что-то не очень боюсь. Наконец, и штаб, и генерал, все это недалеко от Дмитраки, два шага: я мигом напьюсь, наемся, накурюсь, и к делу!..»[100]
После того как Леонтьев рассчитался за дроги, в кармане у него осталось 5 рублей с полтиной, да и те он занял у смотрителя в Еникале. Дмитраки он тоже уже был должен (13 рублей!), но молодому лекарю хотелось хорошего кофе, и кровь его закипала от приближения настоящей войны, которой он совсем не боялся… Ему теперь сам черт не брат!
В таком приподнятом настроении молодой человек оказался в чистой и уютной гостинице Дмитраки. Кофе был действительно хорош, к нему подали густые сливки… Блаженству мешала услышанная от хозяина новость о высадке десанта в Камыш-Буруне: «…если десант, если войско союзников идет к Керчи с сухого пути, то может случиться (почем я знаю!), что Донской № 45 полк (номер указан ошибочно; верно: № 65. — О. В.) будет действовать в поле, и тогда и долг, и самолюбие, и жажда сильных ощущений — все призывало меня туда, все заставляло меня желать быть при полку»[101]. Надо торопиться! Вот и шум на улице какой-то поднялся… Леонтьев захотел выбежать на балкон, но услужливый Дмитраки взял маленький столик и стул, вынес их сам на балкон, поставил и приказал молодой гречанке принести молодому человеку еще кофе.
— Не спешите, — сказал он спокойно. — Выкушайте с сигарочкой, я вам хорошую дам… Поверьте, что союзники с сухого пути не придут сюда… Это, вероятно, ложный слух в городе…
Леонтьеву и самому, несмотря на волнение, очень хотелось допить этот прекрасный кофе с превосходною сигарою. Баловство, которое он редко себе мог позволить. При первом же выстреле или бомбе он сразу побежит в штаб — это же близко!
«Пока от времени до времени мчались мимо меня по улице куда-то пролетки, тянулись телеги, скакали изредка казаки, я продолжал не спеша пить мой кофе и курить, мечтая даже о том, как бы это было хорошо, если бы сейчас начали падать около гостиницы этой гранаты, бомбы и ядра, а я бы имел право, как частный человек и художник, смотреть с балкона на весь этот трагизм, взирать, ничуть и сам не избегая опасности, на эту внезапно развернувшуюся на интересном месте страницу из современной истории. Присутствовать безмолвно и философски созерцать… Прекрасная страница! Не только из истории человечества, но и из истории моей собственной жизни. Бомбы летят, а я смотрю!
Сижу и думаю — философ! Не боюсь — стоик! Курю — эпикуреец!..» [102]
Лев Толстой в это время воевал в Севастополе. Леонтьев же служил в тылу, хотя пуль не боялся. Так распорядилась его военная судьба. Но главное различие между их отношением к одной и той же войне очень точно подметил Иваск: «Толстой искал правду, а Леонтьев — красоту»[103]. Как верно!
Блаженствовал молодой человек не долго. По улице прямо под ним пронеслась тройка, за ней — другая. В одной сидел генерал Врангель, за ним — адъютанты, а следом — отряд казаков. Леонтьев растерялся, вскочил и отдал генералу честь. Врангель посмотрел на него снизу вверх и ответил поклоном. Что это? Куда они скачут? Не десант ли в самом деле высадился? Дмитраки принес весть с улицы: действительно, союзный десант около Керчи, генерал поскакал на Павловскую батарею. Тут уж Леонтьеву стало не до кофе… Он оставил свой парадный вицмундир с красным кантиком у Дмитраки (пообещав прислать за ним денщика), переоделся в солдатскую шинель, чтобы не запачкать мундир кровью при перевязке раненых.
99
Леонтьев К. Н. Сдача Керчи в 55-м году (Записки военного врача) //
103