Глядишь, кто-то из лучших жителей Вальхаллы12, бросив сражаться друг с другом, жрать мясо нескончаемого вепря13 и надираться козьим медом14, так по этому поводу расстроится, что не побрезгует замарать свой меч в крови самого недостойного стража Линкебанка. Ну, или как минимум, выпившего вчера больше всех остальных. Не часто тебе предлагают столько серебра по столь странному поводу.
Точнее – Короткому Гайзу так вообще впервые предложили такую работу. От нее дурно пахло, но предложенный кошелек был уж больно тяжел.
– О, как же мне погано! – впервые за утро еле слышно простонал он вслух.
Только в этот момент мужчина осознал, что оглушающий грохот в ушах – это не удары измученного сердца, из-за вчерашнего веселья. В хлипкую дверь долбили и, судя по всему, уже давно. Еще через мгновение он начал слышать хоть что-то кроме сотрясающей кровать вибрации и собственного мысленного нытья.
– …когда уже ты очнешься дварфово отребье?! Если я из-за тебя сломаю дверь – никуда не денешься, еще и за нее заплатишь!
Голос звучал вовсе не зло или, например, устало. Скорее – упрямо и… не без ноток любопытства. Судя по тому, что вместо Толстой Эльзы ругаться надоело даже ее старому мужу-трактирщику, продолжалась эта безнадежная битва слишком давно. Все что мог – он уже сказал, а значит, сейчас лишь исполнял отточенную за годы песню – «Клиент-идиот, создает мне проблемы». Ну, или не менее популярный грустный шлягер, который подходил почти к любому случаю – «Как мне все надоело, и когда же я сдохну…»
– Пить. Пить! Пи-ить!
Очередная попытка слиться с чужой «серенадой», едва не вызвала рвоту. Гайза замер, пережидая приступ, и как опытный пропойца, предпринял следующую попытку лишь отдышавшись.
– Заткнись уже, жирная морда! Пить…
Вряд ли у болезного получилось заметно громче, чем минуту назад. Но очевидно еще в прошлый раз, трактирщик что-то расслышал. Поэтому сейчас он легко прервал утомительные жалобы на жизнь, и тут же поспешил сообщить: он тарабанит ногами, лишь оттого, что руки заняты кружкой пива.
– Уже не такого прохладного, как пол стражи15 назад, – мстительно уточнил хозяин.
«Будь ты проклят, старая жаба!»
С трудом перевалившись через край невысокой скрипучей койки, последнее пожелание Гайза лишь подумал, не желая рисковать и так почти закончившимися силами. Выбор оказался здравый, и его все-таки не вырвало. И это не смотря на то, что секунду назад он обеими руками приземлился в отвратительно склизкую лужу с кусками едва пережеванного мяса и комками полупереваренных овощей.
«Ага! Все, что должно было случиться, произошло еще вчера…»
Как ни странно, это заметно приободрило взмокшего гуляку.
Переждав вращение и очередные взбрыки непокорной утробы, Гайза отправился к запертой на щеколду двери самым надежным способом из доступных: на четырех конечностях, вместо двух традиционных.
О, нет, никакого нежданного озарения! Способ ему был знаком давно, и множество раз опробован. Оставляя липкие пятна в форме собственных ладоней, он довольно уверенно принялся метить тропу в сторону входа.
Конечно, Короткий Гайза предпочел бы плюнуть на все, и отлежаться, выпив кружку пива. Пусть и теплого. Дядя, старший над сегодняшней сменой Южных ворот, прикрыл бы своего непутевого родича. Но тогда с открытием въезда в город, никто не оскорбит одного морского ярла, не случится скандала, а небогатому стражнику придется вернуть 60 гельдов.
Которые, кстати, уже частью розданы кредиторам, а частью потраченных на шлюх и вино.
Нет, конечно же, 60 полновесных серебряных блестяшек были большими деньгами и составляли почти половину годового жалованья местного стражника, но проблема была в другом. Мужчина до дрожи боялся своего нанимателя, и очень не хотел бы вызвать его неудовольствие.
«…и все-таки, зачем клятому ивингу все это нужно?!»
Вчера было не до размышлений, но этот проблеск сознания стал последним, о чем успел подумать пропойца, прежде чем выпрямиться вдоль стены, откинуть щеколду. В процессе подвига он на много ударов сердца потерял возможность связно соображать все-таки блеванув под ноги попытавшемуся войти трактирщику.
* * *
Южные предместья Линкебанка
Городские ворота и рогатки в предместьях разомкнулись с первыми лучами светила. Едва восход подкрасил небо, как центральные кварталы привычно отозвались на это звонкими одиночными ударами в било16, возвещая о первой утренней страже. Как собственно и всегда.
12
Эйнхерии – лучшие из павших в битвах воинов, удостоенных попадания в германо-скандинавский рай – Вальхаллу. По преданию, в Рагнарёк 800 эйнхерий во главе с Одином и другими асами, вступят в битву с чудовищами и великанами.
13
Сехримнир – вепрь-кабан, которого варят в Вальхалле каждый день, чтобы подать к столу воинам, однако к вечеру он снова оживает целым.
14
Хейдрун – в германо-скандинавской мифологии коза, щиплющая листья Мирового Древа Иггдрасиль с крыши Вальхаллы. Ее неиссякаемое медвяное молоко питает эйнхериев.
15
Стража – непостоянная единица измерения времени, равная приблизительно двум земным часам. Фризы, янгоны и их ближайшие соседи делят сутки на 12 страж: время от рассвета до полудня – это три утренние, от полудня до заката – три дневные, от заката до полуночи – три вечерние, и от полуночи до рассвета – три ночные.
16
Било (звонило, сторожевая доска или плита) – деревянная или металлическая доска (брус), по которой ударяли клепалом – молотком (палкой); в древности это был распространенный бытовой и сигнальный музыкальный инструмент.