Если бы читатель находился там и окинул взором капитана, помощников и матросов, стоявших на почтительном удалении с шапками в руках, ему бы наверняка вспомнилась картина «Обезьяна, повидавшая мир»[23], где главного героя окружает стая его сородичей. Впрочем, все моряки оставались совершенно серьезными, никто не позволил себе улыбнуться, никто не потешался над париком: в те времена о людях судили по нарядам, и пускай минхеера фон Штрума нельзя было принять за моряка, в нем сразу угадывался представитель компании и человек, облеченный властью. Потому его принимали со всем подобающим уважением.
Фон Штрум, похоже, не собирался задерживаться на палубе. Он велел препроводить его в каюту и последовал за капитаном на корму, осторожно обходя мотки каната, преграждавшие путь. Дверь открылась, суперкарго скрылся внутри, корабль пришел в движение. Матросы выбрали якорь, уложили на палубу, и тут колокольчик у каюты, отведенной суперкарго, яростно затрезвонил.
– Что там еще? – проворчал стоявший на носу капитан Клоотс, вынимая трубку изо рта. – Минхеер Вандердекен, будьте добры, справьтесь.
Филип направился на корму под непрерывный звон колокольчика, распахнул дверь каюты и увидел, что суперкарго сидит на столе и дергает за веревку, а лицо его выражает крайний ужас. Парик слетел, голый череп придавал чиновнику поистине забавный вид.
– Что случилось, минхеер? – спросил Филип.
– Что случилось? – прорычал фон Штрум. – Вызывайте солдат с оружием! Да поскорее же! Иначе меня убьют! Разорвут в клочья! Сожрут! Что вы пялитесь? Сделайте что-нибудь! Глядите, он лезет на стол! Боже мой, боже мой!
Суперкарго, очевидно, перепугался до умопомрачения.
Филип, до сих пор смотревший на фон Штрума, перевел взгляд в том направлении, куда указывал суперкарго, – и, к своему немалому изумлению, узрел небольшого медведя, который забавлялся с париком чиновника, сжимая завитой убор передними лапами и время от времени покусывая. В первый миг зрелище потрясло Филипа до глубины души – он никак не ожидал встретить медведя на корабле, – но потом ему пришло на ум, что зверь, должно быть, ручной, раз ему позволяют бродить свободно.
Тем не менее приблизиться к медведю Филип не отважился, ведь он не знал, как зверь воспримет его попытку. Тут в дверном проеме возник минхеер Клоотс.
– Что стряслось, минхеер? – справился капитан. – А, понятно. Это Йоханнес. – Капитан подошел к медвежонку, ловко его пнул и отобрал у зверя парик. – Прочь отсюда, Йоханнес! Пошел, кому говорят! – Под градом пинков медвежонок выбежал из каюты. – Минхеер фон Штрум, приношу свои глубочайшие извинения. Вот ваш парик. Заприте дверь, минхеер Вандердекен, не то зверь может вернуться, он очень ко мне привязан, знаете ли.
Когда плотно закрытая дверь отделила фон Штрума от животного, так его напугавшего, коротышка слез со стола, уселся в стоящее рядом кресло с высокой спинкой, расправил помятые букли парика и снова поместил куафюру себе на голову. Потом он расправил кружева манжет и, приняв начальственный вид, стукнул тростью по полу.
– Минхеер Клоотс, что означает это неуважение, проявленное вами к представителю Ост-Индской компании?
– Великие Небеса, минхеер, никакого неуважения, что вы! Этот медведь совсем ручной, даже к чужакам ластится. Я держу его при себе с трехмесячного возраста. Тут просто накладка вышла… Мой первый помощник, минхеер Хиллебрант, посадил зверя в каюту, чтобы он не мешался под ногами, ну и запамятовал об этом. Мне очень жаль, минхеер фон Штрум. Заверяю, медведь больше не появится, если только вы, конечно, не захотите с ним поиграть.
– «Поиграть»? Чтобы суперкарго компании играл с медведями? Минхеер Клоотс, велите выкинуть животное за борт – немедленно!
– Нет-нет, я не могу этого сделать! Он очень мне дорог, минхеер фон Штрум. Клянусь, он больше вас не побеспокоит.
– Тогда, капитан Клоотс, вам придется держать ответ перед компанией, которую я извещу о случившемся. Вас вычеркнут из списков, а ваш залог конфискуют.
Подобно большинству голландцев, Клоотс был склонен к упрямству, и это высокомерное поведение суперкарго заставило его возразить:
– Хартия не запрещает мне держать животных на борту.
– Правила компании, – заявил фон Штрум, величаво откидываясь в кресле и скрещивая тоненькие ножки, – требуют от вас брать на борт диковинных и редких животных, направляемых губернаторами и факторами для развлечения коронованных особ, будь то львы, тигры, слоны или иные порождения Востока. Однако в правилах ни словом не упоминается о праве капитанов зафрахтованных кораблей провозить на борту, по собственному усмотрению, каких бы то ни было животных. Следовательно, это можно счесть нарушением запрета на частную торговлю.
23
Имеется в виду картина (1827) английского художника Э. Ландсира (1802–1873), на которой обезьяна-путешественница в сюртуке, парике и треуголке, с кальяном у губ горделиво стоит в кругу своих изумленных сородичей-«дикарей».