— Скажите, князь, Ваш стиль бокса — это что-то невероятное. Да и каким-то определенным стилем это назвать нельзя. В каждом поединке Вы показывали что-то новое, право даже и невозможно определить школу, которой Вы придерживаетесь. Ну а Ваш бой с поручиком Ивановым из стрелков — это вообще не подается осмыслению. Эта стойка, Ваши движения. Это же не бокс, а что-то другое?
Мне показалось, что он был как то по детски обижен. Как же, его слава непобедимого бойца — рукопашника несколько пошатнулась.
— Мы слышали, — поддержал его молодой есаул, — что Вы весьма искусны и в греческой борьбе…
— Ну почему же, господин сотник…, - стал отвечать я недавнему сопернику…
— Давайте по-простому, князь, — прервал меня сотник, — на брудершафт мы конечно не пили, но предлагаю считать наш бой достойной заменой этой церемонии. Петр Николаевич Ольховой, к Вашим услугам, для Вас просто Петр!
— Сочту за честь, и в таком случае, Александр Николаевич Белогорьев, для Вас просто Александр!
К разговору присоединились другие офицеры и мы несколько сменили тему:
— Господа, на самом деле, у нас принято обращение на "ты" между своими, не взирая на чины и звания! А посему, предлагаю тост! За дружбу, за единую семью гвардии Российской, за Вас, друзья!
Это еще больше разрядило обстановку. До этого мы чувствовали себя несколько скованно из за некой двусмысленности. Хозяева обращались друг к другу исключительно на "ты", и мы явно здесь выделялись со своим "вы". После того, как были подняты и опусташены бокалы с "Crystal Louis Roederer"[100] все барьеры во взаимоотношениях между хозяевами и гостями исчезли полностью.
— Так вот, Петр, — вернулись я к общению с сотником, — я считаю, что бокс это не просто обмен ударами в строго определенной последовательности и обозначенных позиций. Это своего рода искусство. Есть, конечно, определенные рамки поведения на ринге, ряд запретов и ограничений, что должно соблюдаться неукоснительно, иначе это уже не бокс, а обычная мужицкая драка. Но как и любой вид искусства, это творческий процесс, которому не чужд и полет фантазии, а здесь это новые приемы, стойки, позиции.
Стало как то тихо, взгляды рядом сидящих офицеров скрестились на мне. Я понял, что сказал что-то не так. Да, полный разрыв шаблона, непривычно слышать от молодого корнета такой тирады.
— Э-э-э, простите, князь, — опять переходя на "Вы", обратился ко мне сидящий почти напротив подъесаул, — уж очень Вы как то кучеряво, — покрутил он ладонью перед собой, — высказались, с ходу и не поймешь, но красиво, да…!
— Да, что есть, то есть, корнет у нас не только боксировать мастер, он у нас еще и знаток искусства изрядный, во всяком случае, гитара, например, в его руках так и поет — весело глядя на нас, сказал полковник Абелешев, решив, я так понял, похвастать музыкальными способностями подчиненного.
— Да что неужто правда, корнет? — заинтересовался генерал Мейендорф, в таком случае просим порадовать нас, решительно просим!
— Да, да, просим, Александр, просим, не отказывайтесь!
Ну, удружил, командир любимый, удружил! Ему весело, а мне отдувайся, развлекай публику! Ну что же, придется подчиниться, неудобно отказываться. Да и обычное это явление, выступления под гитару на таких посиделках.
Мне принесли инструмент, с неизменным бантом на грифели. Подкрутил колки, добиваясь приемлемого звука, вспоминая, что бы исполнить. Это подразделение царской гвардии формируется, в основном из казаков, и офицерский состав, в первую очередь. На ум в сразу приходит знаменитая "Задремал под ольхой" главного "питерского казака". Да, здесь она будет в тему. Небольшой перебор, чуть прокашлялся и тихим голосом:
Разговоры стихли, казаки, а здесь их было большинство, тихо, чтобы не сбить меня с настроя, окружили нашу группку…
И дальше протяжно…
Концовку пропел я почти шепотом. Затихли последние аккорды, наступила абсолютная тишина. Такое впечатление, что присутствующие словно боялись нарушить ее, боялись нарушить тот особый настрой, ту атмосферу, навеянную этой песнью. Поразительно, как удалось коренному питерцу, по национальности"…а папа у меня врач…", создать такое, чисто казацкое, степное. В моем времени она так же цепляла за душу, заставляла замолкать любую шумную компанию.
Глаза у многих предательски заблестели. Я скромно пережидаю, пока народ закончит осмысливать услышанное. Песня, конечно очень к месту.
Первым пришел в себя полковник Киреев. Он молча встал, подошел ко мне. Я тоже привстал. Схватив меня за плечи, посмотрел в глаза и как то рывком притянув к себе, обнял, потом отстранился, все еще держа за плечи и вновь обнял.
— Александр, я потрясен! — прошептал он, — это прям с меня написано…
Это стало своеобразным сигналом для остальных, офицеры стали подходить выразить благодарность за исполнение. Мне же приходится опять придумывать версии появления этой песни. Хотя присутствующие здесь мои однополчане, по-видимому, уже просто в это не верили.
Генерал Мейендорф, Александр Егорович, с восторгом смотрит на меня. У него явно не хватает слов, и он просто разводит руками, показывая, что впечатлен.
Одним из последних подошел мой новый товарищ, Петр Ольховой. До этого он молча сидел, глубоко уйдя в свои мысли, глядя прямо перед собой.
— Александр…да я…, да…, позволь считать тебя своим братом! — протягивая руку, сказал он с такой искренней непосредственностью, что мне ничего не оставалось, как согласиться. Никак не думал, что песня произведет такое впечатление.
— Сочту за честь, Петр, — пожимая ему руку, ответил я. Названный брат тут же обнял меня, троекратно поцеловав.
Но на этом, конечно, дело не закончилось. После того, как спал ажиотаж, вызванный моим выступлением, послышались просьбы и предложения продолжить. Отказываться неудобно, раз просят, надо уважить. Сначала подумал добавить из репертуара Розембаума, но потом решил, что обстановке не помешает несколько более лиричная композиция. Вспомнилась подходящая из "Любэ". Опять короткий перебор, и едва слышным голосом и несколько протяжно:
100
Торговая марка шампанских вин. Поставляется в хрустальной бутылке с прозрачным дном. Создана в 1876 специально для императора Александра II. Царь боялся покушений и приказал, чтобы бутылки шампанского для его банкета "Ужин Трёх Императоров были сделаны прозрачными, дабы можно было видеть пузырьки, и не нельзя было спрятать бомбу в бутылку.