— У него нож! — кричу я.
Гарин пытается вывернуться, но я резко бью его ребром ладони по шее. Он тонко вскрикнув, и еще раз дернувшись, тут же обмяк.
Все будто оцепенели. Мгновение ничего не происходило. Вдруг сразу все пришло в движение. Дюжие казаки конвоя тут же оттеснили государыню с детьми, буквально окружили со всех сторон Николая, несколько сотрудников царской полиции пытались оторвать меня от злоумышленника.
— Руку перехвати, фиксируй! — прорычал я, отпихивая ногой нож, — а ты обыщи его, может еще что есть, да палаш сними!
— Разберемся! — буркнул кто-то за спиной, тем не менее, аккуратно принимая от меня скрученного корнета.
В считанные минуты площадь перед дворцом была освобождена от выстроившихся там депутаций подшефных полков. Верхний дворик, где располагалась свита и высшие чиновники, тоже опустел.
После того, как я передал Гарина в руки двух дюжих казаков Конвоя, меня оттерли в основную массу строя и как будто забыли.
Нижние чины тихо переговаривались между собой, обсуждая происшествие, офицеры стояли отдельной группой, обступив меня и пытаясь узнать подробности. Я отвечал общими фразами, мол, увидел, сначала не понял, бросился на инстинктах, некогда было думать, сам не знаю, как все так получилось. Потом и вовсе стал отговариваться волнением и попросил не донимать меня вопросами. Все были подавлены случившим. Генерал Раух и полковник Абелешев выясняли что-то в группе высших офицеров чуть в стороне. Подошли два незнакомых ротмистра в синих мундирах, определявших их ведомственную принадлежность[110] и попросили поручика Корвина следовать за ними. Увидев это, вернулся наш командир и присоединился к ним. После недолгой беседы все они проследовали в сторону левого флигеля дворца, где располагались кабинеты вспомогательных служб и различных ведомств. Георгий Оттонович успел только, уже на ходу, оставить за себя полковника Абелешева, отдав ему соответствующие распоряжения.
Прозвучала команда организовано убыть к местам постоянной дислокации и воинские подразделения стали покидать площадь перед дворцом. Часть из них через ворота, выходившие на Дворцовую улицу, другие, в том числе наш полуэскадрон, гусары и рота 2-го батальона Императорской фамилии через парк, в сторону главной аллеи, чтобы потом по Подкапризовой дороге и Волхонке выйти на Волконскую. Не успели пройти и пятидесяти метров, как нас нагнал жандармский патруль и старший попросил меня проследовать с ними.
Ну, наконец то, а то я уже и беспокоиться стал, когда же вспомнят?
Кто бы сомневался, видеть меня желает Борис Андреевич, точнее он ждет меня, чтобы, как я понял, представить генералу Рыдзевскому[111] для беседы.
— Здравствуйте, корнет! Куда Вы пропали после происшедшего? — с ходу в карьер обратился он ко мне.
— Христос Воскресе, Борис Андреевич! — опустил его я на землю.
— Воистину Воскресе! — полковник несколько смутился, — извините, Вы должны понимать, здесь все на взводе.
— Понимаю Вас, господин полковник, готов ответить на все Ваши вопросы…
— А Вы не теряете присутствия духа, — он пристально посмотрел на меня, — как Вы можете быть так спокойны, корнет, тут такое творится…, если бы не Вы, я даже представить себе не могу что могло бы произойти!
— Я поступил так, как должен был поступить каждый офицер. А насчет моего спокойствия, то было время прийти в себя. Сразу, конечно, тоже колотило, случай и вправду из ряда вон…
— Да, это ужасно, ужасно, только благодаря Вам не случилось самое страшное, Вы очень вовремя вмешались и действовали очень решительно. Благодарю Вас! Сейчас нас вызывает генерал Рыдзевский, ему поручено провести предварительное расследование и подготовить доклад Его Императорскому Величеству. Но прежде мне бы хотелось прояснить для себя несколько моментов…
— Да, конечно, господин полковник…
— Я давно, еще с первой нашей встречи заметил, что Вы, князь, весьма наблюдательны и способны по мельчайшим деталям делать довольно точные выводы. Мне бы хотелось услышать Ваше мнение не столько о самом покушении, здесь более — менее понятно, — он на миг задумался, замолчал, — что Вы думаете в целом об этом? Молодой офицер, достойная семья, никаких поводов подозревать его в неблагонадежности не давал. И вдруг, на тебе, покушение на миропомазанника!
— Да, конечно это довольно странно. Вы правы, Борис Андреевич, ни в чем предосудительном корнет Гарин замечен не был. Единственно, только сейчас можно сказать, был малообщительным, старался избегать наши компании, ну понимаете, общие выезды в Петербург, вечеринки и тому подобное… Но мы не придавали этому особого значения, вернее не задумывались об этом. Нет, так навскидку, ничего не могу определенного сказать…
— Да, задачка не из легких. Мы, если позволите, еще поговорим об этом, а пока прошу, нас ждет генерал Рыдзевский.
Мы длинным коридором прошли в соседнее крыло здания, где был выделен кабинет товарищу министра — командующему Отдельным корпусом жандармов. В приемной нас встретил молодой поручик, адъютант генерала.
— Потрудитесь обождать, господа, сию минуту доложу его превосходительству, — обратился он к нам, и приподняв бархатную портьеру перед кабинетом и воинственно звякнув шпорами, бесшумно проскользнул за дверь.
Я осмотрелся. На стульях, расставленных вдоль стены, сидят чиновники и военные в ожидании приема, на лицах — смятение и тревога. В воздухе какая-то напряженность. Оно и понятно, такое происшествие!
Опять раскрылась дверь, и так же бесшумно вынырнул из нее поручик.
— Константин Николаевич просит вас, господа! — пригласил он нас, отступив в сторону и пропуская в кабинет.
Сделав пару шагов от дверей, я остановился, полковник Герарди прошел несколько вперед.
— Ваш превосходительство, по Вашему указанию…, - коротко должился Герарди.
— Ваше превосходительство, лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка корнет Белогорьев, — представился я.
— Здравствуйте, Борис Андреевич, — не вставая с места, поздоровался с полковником генерал, и только после этого соизволил обратить внимание на меня.
— Ну, корнет, поведайте-ка мне, что это развели Вы в лейб-гвардии полку? Хорошо вы, должно быть, проводите время, что на помазанника посягать вздумали? — с ходу наехал он на меня. Сказать, что я был ошарашен таким началом разговора — это ничего н сказать.
— Не знаю, о чем Вы, Ваше превосходительство, — только и смог ответить я.
— Что?! — заревел он, — Еще и дерзить? Ма-ал-чать! Чем Вы там в полку занимаетесь, все вальсы танцуете, Мопасана[112] почитываете, по барышням бегаете? Любовь у них, понимаете ли! Ма-ал-чать! Это неслыханно, это просто позор какой! — перешел он почти на визг, — что? Я не слышу Вашего ответа!
Интересно, какая любовь, какие барышни? Этот же вопрос читался и на лице полковника Герарди. Не знаю, как он, но терпеть все это я не намерен.
— Вы громко кричите, Ваше превосходительство, потому и не слышите меня.
— Да как Вы смеете! — он покраснел, стал хватать ртом воздух, ды вы…, да я…!
— Ваше превосходительство, потрудитесь не орать на меня, в противном случае мне трудно будет соблюдать субординацию!
— Ваше превосходительство, это же корнет Белагорьев, Вы должно быть…, вмешался Борис Андреевич, решив прояснить ситуацию.
— Прекратите, полковник, и слушать не хочу! Все, разговор окончен, с вами все ясно! Я сейчас же дам указание подвергнуть корнета домашнему аресту на трое, нет на четверо суток, а там разберемся, что эта за любовь там такая! И с Вами, Борис Андреевич, у меня еще будет обстоятельный разговор! Идите, идите оба! Развели, тут понимаешь…
111
Константин Николаевич Рыдзевский, 1852–1929 гг. государственный деятель, товарищ министра внутренних дел, начальник полиции и командующий Отдельным корпусом жандармов в 1904–1905 гг., генерал майор.