Иногда, если группы были маленькие, их отводили вниз, создавая у них чувство, что они в безопасности, а потом до смерти забивали палками, как кроликов. Иногда, когда времени было мало, а пленников — слишком много, их замуровывали живьем, обваливая одну из галерей. Разумеется, предварительно у них отбирали все их имущество — в качестве платы за вход.
Появление беженцев из Ватикана поставило эту технику отбора под вопрос. Максим рассказал мне об этом памятном дне.
У входа в катакомбы уже довольно долгое время не появлялось ни одного человека. Ни одно облако пыли не поднималось в оледеневшей тундре, когда-то бывшей плодородной римской землей.
Должно быть, известия о том, что они делали с беженцами, каким-то образом распространились. Возможно, кто-то наблюдал «отбор», спрятавшись за стеной. Либо из города больше никто не выходил. Ситуация в катакомбах приближалась к критической: в округе не осталось ни одного неразграбленного магазина или жилища. Полки двух ближайших супермаркетов были уже пусты, а экспедиции, отправленные в более отдаленные магазины, вернулись ни с чем. Сто пятнадцать обитателей катакомб святого Каллиста были вынуждены все жестче экономить еду. Ходили слухи, что кто-то строил план выживания, предполагающий потребление человечины. На этом слухи не останавливались: шептались о том, что в жилищах верхушки на стол иногда подавалось «странное мясо».
Естественно, это были только слухи.
Естественно.
Но однажды все резко изменилось.
Люди из Ватикана приехали на рассвете, колонной в двенадцать военных грузовиков, возглавляемых броневиком с бело-желтым гербом, который не смог опознать ни один из сторожей.
Автоколонна остановилась в тридцати метрах от входа в катакомбы. В тишине был слышен только приглушенный гул мощных дизельных моторов, испускавших в ледяной воздух тонкие облачка выхлопного газа.
Окна грузовиков были тонированы в черный. Происходящее внутри не было видно. Сцена долгое время оставалась в таком виде, в неподвижности, между тем как два человека, стоявшие у калитки, нервничали все больше. Третий побежал сообщить о произошедшем троим начальникам.
Прошло десять минут. Потом от колонны отделилась черная машина, на капоте которой находились два флажка с тем же бело-желтым символом, что и на башне броневика.
Машина имела внушительный вид. Это был «хамви»,[18] военная модель. Уродливый неприятный джип, больше подходящий для Щварценеггера, чем для человека, который вышел из нее, опираясь на дверцу и используя подножку для того, чтобы спуститься на землю.
На нем был противорадиационный костюм из белого пластика, безупречно чистый. На голове — шлем из того же материала с темным забралом.
Он был так толст, что походил на Бибендума, знаменитого «мишленовского» человечка.[19] Двум мучившимся от голода людям, которые смотрели на него из-за решетки, он показался волшебным видением. Они удивились бы ничуть не больше, если бы перед их глазами появился единорог.
— Приветствую вас, дети мои. Надеюсь, у вас все благополучно? — спросил человек. Его голос передавал установленный на крыше джипа репродуктор. — Я кардинал-камерленго Фердинандо Альбани, временный глава Святого Престола.[20] Я пришел, чтобы вернуть одно из владений Церкви.
— Ах так? Ну попробуй, — прорычал в ответ голос.
Кричавший — Алессандро Мори — был главой захватчиков катакомб. Он был самым опытным, и у него было больше всего сторонников — по крайней мере, тогда. В руках он держал ручной противотанковый гранатомет. Оружия было мало: не считая гранатомета у Мори, три винтовки и пригоршня пуль к каждой из них были единственным огнестрельным оружием в арсенале подземелья.
— Надеюсь, что это вам не понадобится, синьор, — ответил голос из динамика. — Церкви отвратительно кровопролитие.
При этих словах из одного из грузовиков выскочила дюжина людей в противорадиационных костюмах, но не белых, а защитного цвета. У них в руках были штурмовые винтовки с лазерным прицелом.
Мори и его люди внезапно покрылись красными точками, словно от заразной болезни. Каждая точка была наведенным прицелом: на лоб, на сердце, на руки.
— Решать, естественно, вам, — невозмутимо заключил Альбани. — Как насчет выйти поговорить?
В этот момент могло произойти все, что угодно, и история нашего маленького поселения была бы другой. В этот момент множество возможных миров могло родиться вместо того, который есть сейчас. Некоторые из них, несомненно, были бы лучше нашего. Мы никогда не узнаем этого. Факты таковы, что старый Мори закинул свой гранатомет за спину и дал своим людям знак открыть решетку. Один из людей протянул ему пластиковое покрывало, но старик грубым движением оттолкнул его.
Он приближался к кардиналу развязной походкой хулигана с окраин, каковым он и являлся в юности, до того, как посвятить себя, вместе со своими детьми и племянниками, прибыльному делу перепродажи краденых автомобилей и мотоциклов.
Старик остановился в двух шагах от Альбани. Он не мог видеть глаз кардинала за темным плексигласом маски. А если бы мог, то увидел бы, что прелат вовсе не был спокоен. Оружие стоявших у решетки охранников было направлено на него. А он был определенно легкой мишенью.
Кардинал внимательно рассматривал лицо старика. Он видел ожог, обезобразивший одну его щеку. Пальцы на левой руке были словно сплавлены в нелепый безобразный кулак.
Альбани протянул руку. Старик не пожал ее.
Он плюнул на землю.
— Снаружи холодно, — сказал кардинал.
— Я привык. Давайте к делу, без околичностей.
— Как хотите.
— У тебя есть вот эта форма, а у меня нет ничего. Я не боюсь смерти, но и терять времени здесь, снаружи, я не хочу. Говори, что у тебя есть сказать, и проваливайте отсюда. Это место наше.
Альбани покачал головой:
— Технически это не совсем верно. Для Церкви катакомбы святого Каллиста — святое место.
— У вас есть Ватикан. Вам мало? Недостаточно места?
— Даже слишком много. Особенно теперь, когда он превратился в своего рода радиоактивное open space.[21] Ватикана больше нет. Это выжженная земля.
— Это ваши проблемы.
— Мы провели шесть месяцев в подземельях Замка Святого Ангела.
— Вот и оставались бы в них. Они точно удобнее нашего дома.
— То, что вы называете своим домом, является собственностью Церкви.
— Являлось.
Альбани не ответил. Он ограничился тем, что продолжал рассматривать старика. Мори потянул руку к поясу. На его лице мгновенно выскочило пять красных точек.
Он улыбнулся:
— В этих подземельях находится сотня вооруженных мужчин. Если я не вернусь через пять минут, они выйдут и зададут вам как следует.
Альбани поднял руку. Его указательный палец задвигался как стрелка метронома, как бы говоря «нет».
— Мы давно наблюдаем за вами. Людей, выходящих… встречать беженцев, трое. Всегда одни и те же. И ружья всегда одни и те же.
Альбани жестом показал на целящихся с колена людей за своей спиной.
— Это солдаты Швейцарской Гвардии. Они используют штурмовые винтовки модели М4. Все, что я вижу с вашей стороны, — это три охотничьих ружья и старый гранатомет для боя с воды. Полагаю, вы используете его на стадионе, чтобы отметить гол «Ромы»…
— «Лацио»! — прорычал старик.
Альбани встряхнул головой. Противостояние этих команд казалось таким далеким. Футбол был вещью их прошлого, обреченной стать легендой, как Атлантида или циклопы. Тот факт, что кто-то еще мог горячиться из-за этого, был бы даже в некотором роде трогательным, если бы только этот старик не был убийцей.
18
19
Символ компании — надувной человечек Бибендум (Bibendum), нарисованный французским художником О’Галопом в 1898 году.
20
Святой Престол — теократическая выборная монархия, возглавляемая Папой Римским, избираемым конклавом (коллегией кардиналов) пожизненно.