Это представление имело большой успех, и королева громко аплодировала актерам и больше всего «Чарльзу Диккенсу (выдающемуся автору)». Более того, она очень хотела посмотреть постановку пьесы Уилки Коллинза «Вечная мерзлота» и с этой целью изъявила готовность предоставить Диккенсу комнату в Букингемском дворце. Однако тот отказался от столь лестного предложения, сказав при этом, что, поскольку его дочери еще не были представлены при дворе, он не хочет, чтобы они появились там в качестве актрис. Отказался он и от другого предложения королевы познакомиться с ним после исполнения пьесы, специально поставленной для нее в выставочной галерее на Регент-стрит.
«Моя дорогая королева, — писал Диккенс своему другу Джону Форстеру, объясняя причины отказа подчиниться ее монаршей воле, — была настолько очарована (этим спектаклем), что пригласила меня к себе, чтобы выразить свою благодарность. Я ответил, что еще не успел снять свой театральный костюм и поэтому она должна извинить меня. Через некоторое время она снова послала за мной, сказав при этом, что «мой костюм будет гораздо менее смешным, чем мой отказ предстать перед ней». Я поблагодарил ее за приглашение, но все же отказался появиться перед ней в чужом театральном костюме».
И только в марте 1870 г., незадолго до смерти, Чарльз Диккенс приехал к королеве в Букингемский дворец. И хотя он плохо себя чувствовал и пришел с распухшей ногой, она так и не пригласила его сесть. И к тому же сама стояла, опершись на спинку дивана, и в течение полутора часов расспрашивала писателя о его делах[86]. Она сказала, что никогда не слышала, как он сам читает отрывки из своих произведений, и намекнула, что с удовольствием послушала бы «Рождественскую сказку» в его исполнении. Диккенс на это ответил вежливым отказом, выразив сожаление, что не может сделать этого, и объяснив, что для публичного чтения ему требуется самая разношерстная аудитория. После этого она спросила его о поездке в Америку, обратив особое внимание на обслуживание в гостиницах, дороговизну продуктов питания и особенности американского образования. В конце беседы она поинтересовалась, что снилось Линкольну в ночь перёд убийством в театре. Когда Диккенс собрался уходить, королева преподнесла ему экземпляр своей книги «Листы из журнала о нашей жизни в Шотландии» с собственноручно сделанной записью: «От самого скромного из писателей самому великому из них». После этого она попросила прислать полное собрание его сочинений, заявив при этом, что с удовольствием прочитает их. Диккенс смутился от такой просьбы и пообещал, что пришлет ей специально подобранное собрание своих наилучших работ с дарственной надписью.
Королева осталась довольна этой встречей. Писатель показался ей «чрезвычайно милым, с приятным голосом и великолепными манерами». А она произвела на него впечатление «весьма застенчивой» женщины, которая, как он говорил своей невестке, обладает «манерами молоденькой девушки».
А Томас Карлейль показался королеве довольно «странным, почти эксцентричным старым шотландцем с тягучим и слегка меланхолическим голосом, подчеркивающим его шотландский акцент. Он всячески выпячивал роль Шотландии и говорил о неизбежной деградации всего остального мира».
64. УХУДШАЮЩЕЕСЯ ЗДОРОВЬЕ
«После смерти принца-консорта мне хотелось умереть, но сейчас я хочу жить и сделать все возможное для своей страны и для тех, кого люблю».
К концу июля 1900 г. королева получила трагическую весть о смерти в германском городе Розенау своего второго сына, Альфреда, герцога Эдинбургского, который за семь лет до этого унаследовал от своего дяди титул герцога Кобургского. Эта смерть не явилась для матери неожиданностью. К этому времени Альфред уже был законченным алкоголиком и в течение долгого времени страдал от рака языка. К тому же он давно не ладил с женой, которую обвинял в смерти их сына, «юного Аффи». Тот был непутевым молодым человеком: ведя беспорядочный образ жизни, заразился сифилисом, кроме того, страдал «нервной депрессией» и в конце концов застрелился после одной из бурных ссор с матерью.
Королева была настолько поражена этим известием, что поначалу даже не смогла полностью «осознать всю трагичность этой утраты». Она была убита горем и несколько дней никого не хотела видеть. До этого она потеряла уже несколько своих детей. Сперва умер ее младший сын, принц Леопольд, затем скоропостижно скончалась Мэй, младшая дочь принцессы Алисы, а потом и сама Алиса умерла от дифтерии в возрасте тридцати пяти лет. Причем это случилось 14 декабря 1878 г., в семнадцатую годовщину смерти ее отца, принца Альберта. Смерть Алисы была настолько неожиданной, что старшая дочь королевы написала ей большое письмо на тридцати девяти страницах, в котором попыталась хоть как-то утешить и успокоить обезумевшую от горя мать[87].
86
Чарльз Диккенс не последовал примеру Томаса Карлейля, который за год до этого получил аудиенцию у королевы и без колебаний уселся на стул, сославшись на свою старческую немощь. Позже он вспоминал, что королева показалась ему «маленькой леди с парой добрых, ясных и необыкновенно умных глаз... все еще выглядящей молодой... хотя и слишком полной. У нее прекрасный низкий и. мягкий голос... Невозможно представить себе более деликатную, вежливую женщину, совершенно лишенную аристократической спеси, нежную, необыкновенно искреннюю, простую в общении и довольно привлекательную. И несмотря на все это, она всегда дает понять собеседнику, что она королева. Она не идет к вам, а плывёт, как будто скользит на коньках по паркету, и с милой улыбкой наклоняет голову в приветствии».
87
В день смерти принцессы Алисы, чьи последние слова были «дорогой папа», королева записала в своем дневнике: «Снова пришел тот ужасный день скорби. Спала плохо, часто просыпалась и видела перед собой светлый образ своей дорогой Алисы. А когда проснулась рано утром, то поначалу просто не могла осознать этой ужасной утраты. А потом все взорвалось внутри меня. Я потребовала хоть каких-то известий, но все напрасно. Я встала и направилась в Голубую комнату и долго молилась, что всегда делала в такой трагический день. Ведь именно там умер мой дорогой муж. После этого я оделась и пошла в гостиную, где торопливо позавтракала. Вскоре после того пришла еще одна телеграмма, в которой сообщалось, что Алиса уходила постепенно и умерла в половине восьмого утра! Это было ужасно! Трудно представить себе, что наша дорогая Алиса, этот чудный и милый ребенок, такой талантливый, способный, душевный, отзывчивый, добросердечный и в высшей степени благородный, который так заботился о своем папе, когда он был смертельно болен, и постоянно поддерживал меня в трудную минуту, ушел вслед за отцом в день годовщины его смерти. Все это кажется невероятным и мистическим! Для меня содержится нечто трогательное в том союзе, который укрепляется с каждым трагическим известием. Имена всех моих дорогих детей навеки связаны воедино этим днем перехода в лучший мир!» (Queen Victoria's Journal, 14 December 1878).