После заключения Сен-Жерменского договора (1570 г.) вновь вступает в свои права привычная логика или, скорее, геополитика Французского государства. Ни для кого, кроме Гизов и их парижских союзников, тесно с ними связанных, и речи быть не может о том, чтобы подчинить королевство имперским ультракатолическим устремлениям какого-то Филиппа II, и поэтому, как это и ранее случалось в периоды разрядки или даже оттепели, коими изобилует история монархии во Франции, с 1570 года для гугенотов в стране наступает время поблажек и послаблений. На непродолжительное время они получают возможность пользоваться некоторой, впрочем, довольно ограниченной, свободой. Правители страны более благосклонно взирают на то, что находится по ту сторону Рейна и пролива Ламанш: на друзей французских протестантов — лютеран Германии, Нидерландов и Англии. Екатерина, как профессиональная сваха, уже присматривается к возможности женить своего сына Генриха, герцога Анжуйского, на Елизавете Английской. А Елизавета, хоть и не очень верит в такую возможность, «развлекает публику», любезничая с французами по этому поводу в дипломатической переписке. Можно же и пожеманничать ради достижения разрядки или взаимопонимания, хоть оно едва отмечено сердечностью. Не останавливаясь перед риском нанести оскорбление Филиппу II, флорентинка задумывается о возможности вернуть себе влияние на Миланскую область (это было давней мечтой ее свекра Франциска I, которым она всегда восхищалась и которому стремилась подражать, в частности предлагая некоторые «новые» решения политических вопросов). Отнюдь не впадая в протестантство, она тем не менее подумывала о перестройке внутренних структур католической Церкви при содействии Англии и Империи, пренебрегая отношением Испании к этим планам.
В осуществлении своих планов она рассчитывает опереться опять же на своего любимого сына — герцога Анжуйского и на троицу своих итальянских советников (Гонди, Невера, Бирага[112]), а также на неизменную группу центристов, состоящую из аристократов и сановников (молодого Монморанси, Лобеспина, Морвилье[113]). Обе группы вскоре разойдутся во мнениях, поскольку итальянцы занимают крайние позиции в своем католицизме, в отличие от умеренных католиков, таких как Лобеспин. А Екатерина желает теперь связать с судьбой французской короны и партию гугенотов, поставив ее в подчиненное положение. С этой целью она вынашивает планы женитьбы молодого вождя кальвинистов Генриха Наваррского из семейства Бурбонов на своей дочери Маргарите Валуа. Старый прием матримониальной стратегии! Он используется ради того, чтобы попытаться такой женитьбой связать всех Бурбон-Конде с интересами старшей ветви рода. Людовик XIV не будет оригинален, когда в свое время решит выдать своих внебрачных дочерей последовательно за трех наследников семейства Конде-Конти. Это своего рода заимствование техники прививки «корзинкой», используемой садоводами, когда на один ствол прививается несколько ветвей так, чтобы они сходились вместе выше пенька-подвоя. Екатерина помышляет о национальном единстве, но, действуя таким образом, тем самым ipso facto исключает из него ультракатолическую партию Гизов. При этом Екатерина — добропорядочная мать семейства — доходит до применения при помощи своего сына, герцога Анжуйского, мер физического воздействия — избиения юной принцессы Маргариты Валуа, когда та позволяет себе влюбиться в молодого герцога Гиза, что грозит поставить под вопрос наваррские планы ее матери.
А у гугенотов Колиньи вскоре после заключения Сен-Жерменского мира возвращается ко двору и пожалован королевской милостью Карла IX. Оставаясь главой протестантской организации, он опирается на высших представителей гугенотского движения, низовые звенья которого сохраняются во многих регионах страны. Организацию питают более или менее регулярно поступающие взносы ее членов. Это, видимо, первый в новой истории Франции пример «партийной» организации (Католическая лига вскоре станет вторым такого рода примером). Адмирал, по правде говоря, отнюдь не ограничивается подражанием Екатерине, которая, как мы видим, поглядывает за Ламанш, замышляя маловероятную женитьбу своего сына на королеве Елизавете. Колиньи прежде всего гугенот, но он к тому же истинный француз и реалист, и он не поглядывает за пролив, и его внимание привлекает лишь то, что находится по эту сторону Ламанша. Здесь он ставит себе целью поддержать только что вспыхнувшее в Нидерландах восстание против испанского владычества. Именно на этой почве он намерен проводить сильную национальную политику. Такая политика не должна быть стеснена всякого рода запретами и ограничениями, которые столь часто выдвигались интегристами мадридской ориентации и противоречили государственным интересам Лувра или Фонтенбло. Колиньи пытается даже осуществить некоторые практические шаги в этом направлении: с горсткой единомышленников-кальвинистов в 1560-х годах он предпринимает попытку (совершенно безуспешную) колонизовать Флориду. Он устремляет свой взор не за пролив, а за океан…
112
113