Но пострадали в результате всех этих событий не только протестанты. Королевская власть, виновница происшедшего, в свою очередь, справедливо «получила по заслугам» (как ни вульгарно это выражение, оно вполне уместно в данном случае). Уважительное отношение народа к монархии, словно множество нитей, связывало ее с глубинной сущностью страны, оказалось потерянным, эти связи порвались или ослабли. В самом деле, как скрыть тот факт, что сам король Карл IX, подстрекаемый, конечно, своей матерью Екатериной и братом — герцогом Анжуйским, непосредственно виновен в некоторых ночных убийствах, послуживших детонатором катастрофы? Потускнел ореол святости, окружавший личность короля, будь он из рода Валуа или даже самого Капета. Два цареубийства, которые состоятся в 1589 и в 1610 годах, и станут первыми успешными в длинном ряду подобных актов долгой истории рода Капетингов, явятся свидетельством того, что наступили изменения в массовом сознании и, может быть, исчезло навсегда то, что ранее вызывало почтение к действующим институтам государства.
Крушение мифа о непогрешимости монарха происходит прежде всего в умах протестантов, глубоко потрясенных убийствами единоверцев. И само собой разумеется, что в отрицании легитимности королевской власти (подводящем к мысли о суверенитете народа) по-прежнему доминирует — для «еретического» сектора общественной мысли — концепт всевластия Господа. Ибо быть настоящим гугенотом значит оставаться всегда и везде убежденным теоцентристом. Но теперь высшая воля небес будет направлять свою мощь прежде всего представительным собраниям, как дворянским, так и прочим, которые предстают как выразители воли всей нации (они смогут передавать затем свои полномочия монарху по контракту, сохраняя над ним свой контроль). При этом Всевышний больше уже не станет оставлять инициативу в земных делах в руках светского властителя, который, начав с лучших намерений, всегда может впоследствии поддаться своим неблаговидным прихотям.
Среди многочисленных антимонархических памфлетов, вышедших из-под пера женевских сектантов в период, последовавший за ночью Святого Варфоломея, отметим сочинение Теодора Беза «Права государственной власти на ее подданных», французское издание которого вышло в 1574 году. В своем произведении этот выдающийся теолог и глава гугенотской партии оправдывает восстания, признавая их законными, и вновь подтверждает мысль о существовании договора между народом и суверенным правителем. Без считает, что такой договор в любой момент может быть расторгнут народом в одностороннем порядке в том случае, если суверен, — существование которого имеет смысл, лишь пока он служит своим подданным, но не наоборот, — перестанет выполнять свои обязанности или обещания. Без наделяет дворянскую верхушку и городскую буржуазию правом требовать соблюдения прерогатив народа в противостоянии с королем в том случае, если он стал деспотом, как это и произошло, по мнению автора «Прав…», с Карлом IX в кровавые дни 1572 года.
В другом произведении под названием «Взять реванш в борьбе с тиранами»[115] (1577 г.) автор трактует ряд аналогичных вопросов и обрушивается на Макиавелли, которого характеризует как защитника тирании. Более оригинален и столь же проникнут идеями протестантов «Будильник для французов» (по всей видимости, публикация относится к 1575 г.[116]). Его автор предлагает осуществлять наследственную передачу королевской власти лишь с одобрения выдвинутых народом выборщиков. Он одним из первых дает высокую оценку альбигойской ереси XIII века. Он восстает против добровольного рабства, в которое отдают себя народные массы. Этому рабству дает объяснение Ла Боэси в своем памфлете «Один — против». По его мнению, это рабство обусловлено совокупностью различных факторов, которые сводятся им в три группы: во-первых, это обычай и привычка; далее у него следует благоговение, которое подданные питают к религиозной обрядности и всему сакральному, то есть к тому, что поддерживает и венчает тиранию; и наконец, он указывает на механизм умножения страха — деспот окружает себя способными на все клевретами, каждый из которых, в свою очередь, подбирает себе приспешников, так же действуют и они, и в конце концов все население оказывается в руках хорошо организованной сети устрашения, или, как мы сказали бы сейчас, — «аппарата» устрашения.