В среднесрочной перспективе это ослабление фискального пресса станет одной из причин (среди многих других) последующего стратегического маневра. Вместо войны против Бургундии и Бретани, которые вскоре будут умиротворены, королевская армия с 1494 года приступит к эфемерным завоеваниям в Италии. Она будет жить там за счет местного населения, почти ничего не стоя французскому налогоплательщику.
Последствия снижения налогов будут ощущаться до конца XV века и даже позднее. В своем апогее, то есть в 1482 году, налоговые сборы Людовика XI достигали (включая косвенные налоги) 5,4 млн. ливров, или 130 т чистого серебра. Впоследствии, преодолев минимальный уровень 1484-1485 годов, объем налогов колебался при Карле VIII вокруг цифры 2,35 млн. ливров, то есть 60 т серебра. Это значительно ниже фискальных потолков, зарегистрированных при Людовике XI. Скромные налоговые сборы в пользу наследников этого короля ни в коей мере не препятствовали продолжению военной экспансии на итальянском полуострове за счет, естественно, самих итальянцев.
Более того, эти фискальные феномены происходили на фоне экономического и демографического подъема конца XV — начала XVI века, когда население Франции постепенно увеличивалось, достигая наибольшей численности — около 20 млн., что было в 1320-х, 1550-х или 1560-1720 годах. И с этой точки зрения умеренность «финансового насоса» с 1484 года служила мощным стимулом роста экономики, чему способствовала также долголетняя благоприятная конъюнктура. Люди, прельщенные налоговыми послаблениями, строят, осваивают новые земли, не опасаясь безденежья из-за непомерного налогового бремени.
В марте 1484 года Генеральные штаты распускаются. Ни Боже, ни Карл VIII, несмотря на обещания, никогда не созовут их вновь. Роспуск Генеральных штатов положил конец либеральному периоду регентства, отмеченному решением о сенсационном снижении налогов и благожелательным отношением к жалобам элиты. Происходит поворот к более авторитарному типу правления, но без возврата к методам, порой тираническим, Людовика XI. Во всяком случае, примечательно', что Генеральные штаты (в течение последующих 130 лет они будут собираться нерегулярно, от случая к случаю) не сумели преобразоваться, как у англичан, в систему парламентского контроля, способного надежно ограничивать королевскую власть. Каковы причины этой неспособности Франции и (в более широком плане) континента? Может быть, стоит взглянуть на проблему с другой стороны? В этом случае необходимо отметить исключительность островного примера, «английского чуда»: по ту сторону Ламанша создание Парламента, который в эпоху Ренессанса был в эмбриональном состоянии, станет в итоге «наконец найденной формой» представительной структуры, которую затем можно будет экспортировать (не без труда) в течение нового периода истории в другие страны Европы и за ее пределы. Напротив, возрождающаяся Франция слишком велика, неоднородна и разнолика, слишком слабо объединена, чтобы проводить регулярные выборы Генеральных штатов в национальном масштабе. Налогоплательщики считают, что процедуры такого масштаба слишком дорогостоящи или даже бесполезны и неразумны. Существования провинциальных штатов во многих областях (Лангедоке, Нормандии), некоторые из которых сами по себе сравнимы с небольшими государствами, уже достаточно для счастья подданных, когда им выпадает удача принять в них участие. За пределами окситанской зоны французское дворянство лангдойля, за исключением самых высших и самых почитаемых страт, несколько отстранено от принятия государственных или королевских решений. Но оно удовлетворяется фискальными привилегиями: ему позволено не платить налоги в отличие от британской аристократии, которая вынуждена их платить, как простолюдины (commoners)[50]. Французская знать освобождена и от налогов, и от ответственности. Напротив, английские дворяне являются налогоплательщиками и облечены ответственностью.
50
Англичане незнатного происхождения