При условии, что она не находится где-то перед нами в отвратительной жестокости, обрётшая отвратительно искажённое обличье.
Ибо внутри стен своего королевства, в зловещей ужасающей тишине, с беззвучными стонами и неслышными криками, двор Зимы погрузился в войну.
С самим собой.
Глава 14
Похоже, теперь мне никто не может помочь,
я увяз слишком глубоко[20]
Кристиан
Грёбаный ад, я не сплю.
Бутылка из-под Гиннесса хрустит под моими ботинками, осколки стекла разбросаны по полу башни.
Библиотекарша сделала именно то, что утверждала — бросалась на стенки изнутри, отчего бутылка свалилась с полки, упала на пол и разбилась, освободив её.
Неудивительно, что моё нутро кричало. Я чувствовал, что происходящее — это реальность, а не сон, и я едва не занялся сексом с разновидностью фейри, которую даже королева не сумела опознать. Зная моё везение, это наверняка какая-нибудь форма суккуба, которая жадно поглотит обрывки моей души, превратив в безумного монстра, подобного остальным фейри.
— Я не понимаю, почему ты не даёшь мне секса, — говорит жалобный голос позади меня.
Я резко разворачиваюсь, награждая её гневным взглядом. Само собой, она последовала за мной.
— Кто ты? И не дури мне голову. Попробуешь облапошить меня, и я посажу тебя в полную бутылку пива, где ты будешь тонуть раз за разом. Вечно.
— Все мужчины — садисты?
— Все фейри — извращенцы? Что за игру ты ведёшь? И вообще, как тебя зовут? И надень чёртову одежду, — последнее предложение я громогласно рычу.
Я удивляюсь и лишь немного смягчаюсь, когда она мгновенно подчиняется, облачая себя в короткое прозрачное платье-рубашку, которое почти хуже наготы в том, как оно льнёт к каждому изгибу, явственно подчёркивает соски и лобок и оставляет очаровательные ноги Мак обнажёнными до середины бедра.
— Меня зовут Лирика, — тихо отвечает она. — Я стараюсь быть милой, так что прекрати усложнять мне задачу.
Я моргаю. Суккуб-фейри отчитывает меня за раздражительность, хотя она сама всегда раздражается первой.
— Что ты такое?
— Я не могу тебе сказать.
— Почему нет?
Она снова рыгает, но в этот раз не хихикает.
— Я никогда прежде не была пьяной. Кажется, мне это не нравится. Когда это закончится?
— Примерно через пять минут. Мы недолго остаёмся пьяными. Я получаю примерно десять минут счастья от литровой бутылки виски, а потом моя голова раскалывается.
— Я уже на этапе раскалывающейся головы, — хныча, она опускается на пол и скрещивает ноги, затем роняет голову на руки и сжимает её.
Ну конечно. Теперь я должен её пожалеть. Я отказываюсь.
— Почему ты не можешь сказать мне, что ты такое? — требую я.
Она бормочет в свои ладони:
— Потому что я не знаю. Я фейри. Но это всё, что мне известно.
— Ты даже не знаешь, Видимая ты или Невидимая?
Она поднимает голову и качает ею, затем вздрагивает.
— Ой.
— Ответь мне словами, — я повторяю вопрос, чтобы иметь возможность прогнать её ответ сквозь свой детектор лжи. — Ты знаешь, Видимая ты или Невидимая?
— Мне не хватает фактов. У меня есть сомнения и вопросы, на которые так и не было дано ответов.
Правда. И если она Невидимая, то она последняя из ныне существующих Невидимых. Ну, помимо меня и Шона, но я не отношу нас к таковым.
Она стонет и массирует виски.
— Как долго продлится головная боль?
— Примерно полчаса.
— Дольше, чем опьянение? — изумлённо переспрашивает она. — Это нечестно!
Я всей душой согласен.
После паузы, во время которой она потирает голову и тихонько стонет, она говорит:
— Я знаю, что я единственная в своём роде. Уникальность.
Снова правда.
— Ни Мак, ни Дэни не являются твоим истинным обликом, так?
Она начинает качать головой, вздрагивает и говорит:
— Нет.
— Покажи мне своё истинное обличье, — требую я.
— Это запрещено.
— Я приказываю тебе показать мне своё истинное обличье, — громогласно реву я во всю мощь Друидского Гласа, которому невозможно не подчиниться.
— Ай! У меня же голова болит. Прекрати на меня кричать. Я же сказала, это запрещено.
Глас на ней не работает. Будь я проклят.
— Кому?
— Кем, — раздражённо поправляет она.
— Кем, бл*дь, это запрещено? — рявкаю я.
Она прижимает кончики пальцев к вискам, вздрагивает и сердито отвечает: