Вонючка или нет, но она была такой тихой, так легко соглашалась повалить себя на землю, чтобы побороться, а заодно питала вроде бы искренний интерес к фигуркам из «Звездного пути», и Оскару все это очень нравилось. Марица же была просто красивой, тут незачем искать каких-либо иных мотиваций, и вдобавок соседкой, и не иначе как в минуту гениального прозрения Оскар решил заняться обеими девочками сразу. Сперва он приврал, будто с ними хочет встречаться волшебник Шазам,[8] его любимейший герой из комиксов. Но стоило им согласиться, как он отбросил всякое притворство. Не Шазам хочет – сам Оскар.
В те куда более невинные времена максимальная близость между ними выглядела так: на автобусной остановке они держались за руки, стоя вплотную друг к другу, чтобы никто не видел, а на прощанье, прячась за кустами, Оскар торжественно целовал в щеку обеих по очереди, сначала Марицу, потом Ольгу. (Вы только посмотрите на этого маленького мачо, говорили подруги его матери. Ке омбре. Каков мужичок.)
Троица протянула в таком составе лишь одну незабываемую неделю. Однажды после уроков Марица зажала Оскара в укромном уголке за качелями и выдвинула ультиматум: либо она, либо я! Взяв Марицу за руку, Оскар со всей серьезностью и велеречивостью заверил ее в своей любви и напомнил о договоре – между ними троими все должно быть поровну. Но Марица уперлась. От трех старших сестер она уже знала все о том, что способно таиться под этим прекраснодушным поровну. Если ты ее не бросишь, ко мне больше не подходи! В Марице, девочке с шоколадной кожей и раскосыми глазами, уже бурлила энергия Огуна, покровителя воинов и охотников, и этой мощью она будет обрушиваться на людей всю свою жизнь. Вернувшись домой, Оскар бросился искать утешения в мультиках, нарисованных еще до пришествия корейских потогонных киномастерских, – «Подобные Гераклу» и «Космический призрак». Что с тобой? – спросила мать. Она собиралась на свою вторую работу, экзема на ее руках казалась прилипшим к коже мясным соусом. Когда Оскар прохныкал «девочки», мамаша де Леон едва не взорвалась. Ту та йорандо пор уна мучача? Ты распустил нюни из-за девчонки? Она поставила Оскара на ноги, дернув за ухо.
Мами, не надо, закричала его сестра, не надо!
Мать швырнула его на пол. Дале ун гайета-со, врежь ей как следует, посоветовала она, тяжело дыша, и вот увидишь, эта маленькая шлюшка тебя сразу зауважает.
Будь он другим дурачком, он бы задумался насчет «врезать». Да и рос он не совсем без отца, так что было кому показать пацану маскулинные приемы; просто в Оскаре напрочь отсутствовали воинственные наклонности. (В отличие от сестры; та дралась с мальчишками и отбивалась от целых стай черных девчонок, ненавидевших ее за тонкий нос и почти прямые волосы.) Боевой дух Оскара стремился к нулевой величине; даже Ольга, руки-спички, могла его пристукнуть, когда он, по ее мнению, говорил глупости. Так что агрессию и запугивание он отмел сразу и погрузился в размышления. Впрочем, думал он недолго. В конце концов, Марица была красивой, Ольга – нет; от Ольги порою воняло уборной, чего не скажешь о Марице. Марицу пускали в их дом, Ольга была не вхожа. (Пуэрториканка здесь, у нас? – фыркала мать. – Хамас! Никогда!) Логика лоха «да/нет», насекомые мыслят примерно по той же схеме. С Ольгой он порвал на следующий же день на игровой площадке, под наблюдением Марицы, и как же Ольга плакала! В обносках с чужого плеча, ботинках на четыре размера больше, чем надо, ее трясло, как ветошь на ветру! Сопли ручьями текли у нее из носа, и вообще!
Позже, когда и он, и Ольга превратились в непомерно толстых фриков, Оскара нет-нет да пронзало чувство вины: стоило ему завидеть Ольгу на улице – вот она шлепает вперевалку по тротуару или тупо смотрит прямо перед собой, дожидаясь автобуса, – он спешил проскочить мимо. До какой степени, спрашивал он себя, его тогдашняя «реальная крутость» поспособствовала нынешней тормознутости этой девушки. (Помнится, порывая с ней, он ничего не ощущал; даже слезы Ольги его не тронули. Что ты как маленькая, сказал он.)
Чувствительность, однако, вернулась в полном объеме, когда Марица бросила его. Как же ему было больно! Спустя всего неделю после того, как он послал Ольгу к чертям собачьим, Оскар, прихватив свою любимую коробку для завтраков, разукрашенную сценками из «Планеты обезьян», отправился на автобусную остановку, где обнаружил Марицу в компании этого урода Нельсона Пардо; они держались за руки. С Нельсоном Пардо, с виду вылитым неандертальцем Чака из «Земли проклятых»! С Нельсоном Пардо, полным кретином, воображавшим, будто луна – лишь пятно, по рассеянности не стертое Создателем. (И уж он-то до нее доберется и эту оплошность исправит, уверял Нельсон одноклассников.) С Нельсоном Пардо, освоившим искусство вламываться в чужие дома еще до того, как вступил в ряды морских пехотинцев и потерял восемь пальцев на ногах в Первой войне в Заливе. Сперва Оскар решил, что ему померещилось: солнце било в глаза, и в придачу он не выспался. Он стоял рядом с ними, любуясь своей коробкой для завтраков, – демонический доктор Зейус выглядел как живой. Но Марица ему даже не улыбнулась! Она его словно не замечала. Мы обязательно поженимся, говорила она Нельсону, и тот скалился как дебил, поглядывая в ту сторону, откуда должен был прийти автобус. От обиды Оскар не мог рта раскрыть; он сел на бордюр, в груди у него набухало нечто огромное и настолько страшное, что он вдруг, сам того не желая, расплакался. На остановку подоспела его сестра Лола, спросила, в чем дело; он лишь помотал головой в ответ. Гляньте на этого пидарасика, хихикнул кто-то. А кто-то другой пнул его любимую коробку для завтраков, поцарапав лицо генералу Урко. Когда он вошел в автобус, все еще в слезах, шофер, бывший наркоман, гордившийся тем, что излечился от пристрастия к ангельской пыли, бросил ему: блин, что ты как маленький, ей-богу.
8
В комиксе «Капитан Марвел» (придумали его в 1939 году художник Чарлз К. Бек и писатель Билл Паркер) герой, мечтательный недотепа Билли, оказывается выбран волшебником Шазамом на роль супергероя, и с этого момента, стоит Билли сказать «шазам», как его поражает молния и он обращается в благородного Капитана Марвела.